— Граница зоны была всегда более проницаемой на деле, чем в теории. В первом поколении после разрушения Вашнуя множество людей, которые выжили на прилегающих землях, продолжали украдкой пробираться в свои дома. Специальной службы лесничества тогда еще не существовало, так что с ними попеременно имели дело окружные стражники, военная полиция с патрулями и деревенские старосты. Ни обитателям округа, ни представителям закона это дело не нравилось, к тому же приказ «Стреляйте в людей, чтобы они тут не погибли» логически несуразен, и это было ясно каждому. В какой-то момент даже предложили сжечь оставленные дома, чтобы люди туда не возвращались. Я бы назвал это предложение «радикально скандальным», да только в окрестностях Вашнуя у людей теперь появилось новое определение для слова «радикальный».
Катриона понимающе кивнула. Энрике напряженно слушал.
— Наконец Петр постановил, что любой человек старше шестидесяти может на эти земли вернуться — раз уж его невозможно от этого отговорить. Детям и молодым людям этого не позволялось.
Некоторое время поблизости от границ зоны образовалось довольно странное общество, состоящее сплошь из стариков.
— Проблема исчерпала себя — точнее, скончалась, если говорить с некоей жестокой точностью, — за несколько лет. Ну, десятилетий. У людей помоложе не было никаких воспоминаний о прежних местах и желания туда возвращаться. Плюс более разумное большинство не желало туда ехать ни за какие коврижки. К тому времени, когда в дело вступил я, эта фаза практически завершилась.
— Похоже, не до конца, — поправила Катриона.
— Ага, — грустно согласился Майлз. — Но это значит, что как бы эта история ни противоречила нынешним законам, если тут можно говорить о законах, но согласно установившимся обычаям стариков у границ зоны отчуждения оставляли в покое. И то позволение, что, по словам матушки Рога, дал ей граф Петр, опирается на прецедент. Было не совсем, гм-м-м, бессмысленно со стороны нынешних рейнджеров считать, что ее в каком-то смысле поселил там лично мой дед, хотя она и задержалась там намного дольше, чем… предполагалось.
— Ей стоило бы уйти оттуда много лет назад, — сказала Катриона, припомнив мрачное кладбище за хижиной на сваях. Семнадцать лет назад, если не все тридцать. — И, может, спасти больше этих найденышей. Даже если она в своей изоляции этого не понимала, кто-то же должен был! Хотя на самом деле не похоже, чтобы она жила в полном неведении относительно новостей. Но она пыталась позаботиться о покинутых детях, спасти их. Лицемерием было бы ругать эту женщину за то, что она справлялась с этой задачей так себе, если никто другой даже не хотел взяться за нее. — Катриона нахмурилась, уставившись себе в колени. — Я думаю, не стоит ли нам провести для погребенных там тел идентификацию по ДНК.
— Я бы мог, — предложил Энрике. — И что вы с ними тогда сделаете?
— Сложный вопрос. Найти родителей, заставить их вторично пережить горе и испытать вину, когда уже, казалось бы, все давно кончено? Кому это пойдёт на пользу, чего ради?
Майлз сделал жест, раскрыв обтянутую перчаткой ладонь — «да, понимаю, нет, не знаю решения».
Прошлое исправить нельзя, это возможно сделать только с настоящим.
— Что ты собираешься делать с Вадимом? — спросила она его.
На этот раз Майлз поморщился очень выразительно.
— Его необходимо уволить за то, что он нарушил все инструкции и предписания для своей должности.
Что заставляет меня чувствовать себя непорядочным. Так что, думаю, мы назовём это выходом в отставку по накоплению предельной дозы излучения, чего он никак не сможет опровергнуть, а потом, быть может, тихонько передадим его под крылышко Марку. Тот уж наверняка сумеет найти для него десяток различных занятий.
— От одного Форкосигана другому? — усмехнулась Катриона, в душе довольная. — От вас никак не сбежать?
— Компетентному человеку — нет. — Майлз пожал плечами, явно о том не сожалея. — А он такой и есть, только попал в жуткую «вилку». Мне в этом деле нужно утешить свою совесть, и Вадим сойдет за подобное оправдание.
— А дойных коз мы аккуратно перевезли в новый загон на Жучином Ранчо, — подсказал Энрике. — На завтра уже заказан фургон лесничих для перевозки лошадей.
— О, отлично, — порадовалась Катриона. — Хоть что-то. Как полагаешь, ты сможешь задержаться перед уходом у палаты детей и рассказать им эти новости?
— Конечно. — Он помедлил. — Даже я способен понять, как много эти животные для них значат. Это дает определенную надежду.
Губы Катрионы дрогнули в улыбке.
— На что? На их… реабилитацию? Реинтеграцию? Второе слово подошло бы лучше, если бы они когда-либо прежде уже жили в нормальном обществе раньше. Действительно, их словно выдернули прямиком из Периода Изоляции и высадили здесь.