— Прошу вас последний раз: да или нет? Если да, вы знаете, что вам обещано за откровенность и искренность. Если нет — помните, что Сусанна голодна. Посмотрите, как извиваются ее ветви и как они протягиваются к вам. Она ведь понимает, что вы можете быть ее добычей. Право, она понимает. Сусанна, моя очаровательная, ты понимаешь? Скажи, ты хочешь кушать? Что, открыть решетку, а? Что же ты молчишь?
Чудовище усиленно зашевелило ветками, и их шорох превратился в какое-то протяжное скрипение, напоминающее тихое щебетание ласточек. Доктор с восторгом прислушался.
Хотя Лавардьер не видел себя, но ему казалось, что у него от ужаса побелели волосы. Гибель предстояла такая неслыханная и ужасная... Что же делать?
Прежде всего, разумеется, надо выиграть время. Нельзя же, чтобы эта минута была последней в жизни. Он окликнул доктора и, весь бледный и трепещущий, сказал:
— Хорошо... Я не хочу знакомства с вашей Сусанной.
— И вы предпочли бы Милочку? — перебил его Карлович.
— Прикажите, пожалуйста, дать мне поесть.
Доктор поклонился, быстро согнув спину под прямым углом.
— Право! Я в восторге! Что же, мы развяжем вам язык угощением. Как славянин, я никогда не отказываю в гостеприимстве. Накормить ближнего считаю своим священным долгом. Но все же полюбуйтесь завтраком Сусанны, которая два дня не ела и ужасно голодна.
Доктор взглянул на осетина, и тот ушел быстрой походкой, скоро возвратясь с большим зарезанным теленком на плечах. Абдул отворил низенькую дверцу в решетке, и теленок был туда втиснут. Тотчас десяток щупальцев протянулся к добыче, поднял с силой теленка на вершину дерева, и добыча исчезла в страшных объятиях. Визжащий шелест пронесся несколько минут продолжался за решеткой. Сусанна всеми щупальцами прижалась к теленку, и некоторое время торчала только его голова, но и она скрылась. Потом дерево успокоилось. Все его щупальца свились в один жгут, толстый посредине. Оно казалось каким-то гигантским грибом. Пот выступил на его зеленом стволе.
— Сусанна предпочла бы вас, поверьте, — с любезной улыбкой сказал доктор, — но вы благоразумно уступили очередь. Что вы так смотрите? Теперь нечего бояться.
— Долго она будет в таком состоянии?
— Два часа!
— А потом что с нею сделается?
— Потом она разомкнет щупальца, опустит их и опять готова будет схватить новую добычу. Пожалуйста, идите за мной по этой тропинке... в мою лабораторию. Она вместе с тем послужит вам столовою. Я сам не прочь закусить с вами.
Лаборатория эта была комната с серыми обоями и загроможденная разными электрическими и химическими приборами. Некоторые из них были очень древней формы, и Лавардьер вспомнил, что видел такие сосуды в античных музеях.
Абдул и осетин вторично спеленали ноги Лавардьеру и усадили его перед столом, на котором доктор производил вскрытия. В глубокой бороздке, окаймляющей доску стола, Лавардьер увидел тоненький закупоренный пузырек с надписью «хлороформ». Пока накрывали стол для закуски, он, положив локоть на его край, незаметно вынул мизинцем пузырек из бороздки и опустил в свой жилетный карман.
— Вам придется дать вилку и нож, — сказал доктор, — но, так как все-таки это было бы опасно, то не соблаговолите ли кушать левой рукой, а правую, извините, тоже свяжут.
— К вашим услугам,—отвечал Лавардьер.
Осетин притянул к стене его правый локоть ремнем. А доктор поставил на стол блюдо с окороком и бутылку, и положил хлеб и сыр.
Лавардьер жадно принялся за еду. Ветчина таяла во рту, как какие-то соленые конфеты, а старое «бордо» было превосходно. Он ел, и мало-помалу молодые силы его организма воспрянули. Кровь забурлила в нем. Ему стало казаться, что непременно что-то совершится, что освободит его. Он посмотрел на ближайшие к нему столы и полки. Там блестели разные ножи, пилы и клещи. Но каким образом справиться ему, связанному и с одной свободной левой рукой, с этими тремя людьми? Кажется, они не смотрели на него. Но все равно, нельзя было двинуться с места. Единственная смутная надежда его была на хлороформ. Можно умереть во сне, — если придется умирать. В этом утешение.
«Живым им я, во всяком случае, не дамся», — подумал Лавардьер и почти весело посмотрел на доктора Карловича.
— Кончили?
— Благодарю вас. Я сыт.
— И хорошо, что сделали честь моему красному вину. Оно располагает к оптимизму.
— Я замечаю на себе.
— Очень рад, молодой человек.
Доктор достал записную книжку и сказал:
— Ну-с, я вас, значит, слушаю.
В бутылке оставалось еще немного вина. Лавардьер налил в стакан, выпил, прищелкнул языком и проговорил:
— Доктор, у вас недурной погреб.
— Как видите. Ну, а все-таки! Первый пункт договора?
— Ах вы, каналья! — закричал слегка охмелевший Лавардьер. — Так вы думали, что я в самом деле что-нибудь вам расскажу? Мне хотелось есть, и только. И хотелось оттянуть время. Что мне и удалось. А в вашу дурацкую пьевру я не верю. И мне плевать на вас... С каким удовольствием я размозжил бы вам череп!
Лицо доктора побагровело и сморщилось.
— Ваше последнее слово?
— Самое последнее.
— Но вы забыли про клетку?
— А что ж в клетке? Смерть? Черт с нею! И на смерть наплевать!