Развернувшись в сторону Драгоша, неожиданно робею от того, что он тоже разглядывает меня. Смотрит пристально, в упор. В глазах его что-то мелькает, что-то тёмное и опасное, отчего отчаянно свербит под ложечкой, но в следующую секунду внимание мужа снова возвращается к Заре.
– Желаю удачи, – ухмыляется сестра. Слишком самодовольно, чтобы списать на банальное кокетство.
Кровь, побежав быстрее, превращает раздражение в нечто более жгучее, примитивное. Ослепляющее настолько, что, игнорируя приличия и здравый смысл, я дёргаю на себя рукав толстовки Драгоша. Он удивленно поворачивается, собираясь, видимо, отругать меня за вольность, но я не даю ему такой возможности. Привстав на цыпочки, цепляюсь за широкие плечи и, зажмурившись, приникаю к приоткрытым в изумлении губам.
Наверное, со стороны это именно тот злой поцелуй, когда один сжимается, будто шагая в пропасть, а второй, ошалев, застывает с широко распахнутыми глазами. Почти сразу внутри меня снарядом разрывается запоздалое раскаянье. Я остаюсь один на один со страхом получить прилюдный нагоняй, целиком заслуженный, но от этого не менее позорный, и готовлюсь посыпать голову пеплом, собранным с ещё дымящегося пепелища своей гордости. Тем сильнее ошеломление от пьяного головокружения, захлёстывающего меня с каждым ответным касанием губ Драгомира.
Получив добро, уже уверенней пробую его табачно-горький язык, продолжая целовать обречённо и неистово, вкладывая в эти касания обиду и ярость, одиночество и боль, страх и благодарность за то, что не оттолкнул меня перед Зарой. Вжимаюсь в его грудную клетку, прогибаясь в мучительном поиске человеческого тепла, глажу пальцами широкие скулы, льну и лащусь как в последний раз. В крови огонь. Хмель. Злость. Наслаждение, Драгош не просто выпивает мои эмоции, он спаивает меня своими, начисто стирая границу, где заканчивается он и начинаюсь я. И незнакомая, но такая естественная потребность в нём раствориться, даже если самой доведётся сгинуть сжигает остатки здравого смысла. Но он неожиданно отстраняется, перемещая горячие губы к макушке. Дышит рвано, одуряюще гулко, отчего настойчивый шёпот превращается во что-то трудно различимое:
"Останься со мной"?
"Вернёмся домой"?
Тряхнув головой, поднимаю вверх растерянно-вопросительный взгляд.
– Не на людях... Для этого есть дом, – протяжно выдыхает муж, зарываясь нервными пальцами в каштановый вихрь волос. – Давай вернёмся?
– Я помню дорогу, – качаю головой, опуская взгляд на змейку его не по сезону тёплой толстовки. Вместе мы точно не вернёмся. Не после прошлых двух ночей, которые доказали, что мне одинаково больно и когда он со мной и когда с любой другой; не подметив отвратительный багровый засос украсивший жилистую шею. Драгош может принудить меня к чему угодно, но пусть даже не надеется, что я по первому щелчку побегу исполнять любые его прихоти. Показать единожды свою слабость, значит проиграть свой и без того мизерный шанс на уважение.
– Не говори потом, что я не предлагал, – выдыхает бесцветным голосом и уходит, доставая из кармана пачку сигарет.
Мне кажется, что я могу собой гордиться, правда недолго, ровно до того момента как перед лицом расплывается насмешливая ухмылка Зары.
Откуда это чувство, будто меня умело одурачили?
– Ну наконец-то! – закатив глаза вздыхает сестрица, едва мощный шум Рендж Ровера затих за поворотом. – Держи.
– Что, белоручка, лень дойти до урны? – цежу, отмахиваясь от протянутой салфетки. Слава богу, в этой семье мне больше никто не указ. Раб продан, а значит вправе и послать. До чего ж приятное чувство! Почти свобода, если не вспоминать о сорвавшемся куда-то муже. – Нанэка у себя?
– Держи-держи, – на сей раз бумажка лезет мне в лицо. Кажется, на ней что-то нацарапано. Проклятия? С Зары не станется. – Да не спеши ты, мать всё равно ещё на рынке.
– Ты говорила, она не встаёт.
– Говорила, – кивает Зара, – Иначе тебя было не выманить.
– Чего ты добиваешься?
Впервые глядя на довольное лицо сестры, я не знаю, чего ожидать. Понимаю, что ничего хорошего, но предположений совсем никаких. Не запрёт же она меня в подвале.
– Чтоб ты исчезла из нашей жизни – моей и Драгоша.
– То есть ничего нового, – устало пожимаю плечами, смерив нахалку угрюмым взглядом. Против такой твердолобости даже венчание в церкви оказалось бессильно. На что я только надеялась, устраивая этот глупый цирк с поцелуем?
– А ты прочти, потом решишь. Я даю тебе шанс свинтить без потерь. Пашка, конечно, не Золотарёв, но и ты далеко не я.
– Зара, ты в своём уме? – хриплю чужим голосом, наконец, пробежав глазами записку. – Драгош если узнает, прибьёт нас обеих. Верни откуда достала и дорогу в наш дом забудь. Больная.
– Он знает.
– Что ты несёшь? – хмурюсь, пытаясь нашарить в кармане запасные ключи от дома, и запоздало припоминаю, что забыла их на тумбочке в прихожей.
– Теряешь время, он видел записку, – отзывается Зара, победно упирая руки в бока, – Долго уламывала, чтоб он тебя выпустил из дома? Сомневаюсь. Ему наверняка самому не терпится избавиться от лживой шлюшки.
– Я ни о чём не знала!