Цыганские романы: Цыганский вор. Перстень с ликом Христа. Цыганский барон.

Пока она обомлевшей хозяйке зубы заговаривает, глядишь, цыганки уже все обобрали. И отпускает Риста бабу, как общипанную курицу, а та до времени и не догадывается.

Табор смеется:

— Ай да Риста! Ну цыганка, не промах!

И Ристе хорошо, и табор с наваром. Она не то что Роза. Та других жалеет, да о муже и сыновьях думает, все за них волнуется и Дэвле молится. О Розе один цыган в сердцах сказал:

— Подпорченная она!..

Вот именно, подпорченная.

Недаром Леший Ристу предпочел. Она, Риста, многим желанна, а уж Лешему как сладкая ягода пришлась. Он ее ублажает, как никто. Думает, что можно Ристу чем-то удержать. Нет, если Риста не захочет, ее ничем не удержишь.

Видит Дэвла, она не хотела смерти Розы. Больше того — ей при Розе удобнее было, не так цеплял ее Леший. А сейчас что? И не жена она ему, да повязал он ее так, что отцепиться трудно. Уж не месть ли это Розы? Проживи, мол, как я, в тисках, а там посмотрим.

«Сколько же я буду у него в неволе жить? — думала Риста. — Мне жить хочется, а здесь что? Смотри на него, пылинки с него сдувай. Нет, не хочу. Роза ему здесь нужна была бы. Уж она-то бы скрасила его одиночество в городе, а я для этого не гожусь». Только стены обшарпанной квартиры — где он только ее достал? И ковер на полу — вот все их богатство. Живут они, как в кочевье, а город другого требует. Леший все жадничает, хочет на коне в табор вернуться, а ей деньги нужны здесь и сейчас.

Что он, Леший, здесь? Мелкий воришка, спекулянт, а вот она сможет все сделать, чтобы выжить в таком страшном мире, как этот бешеный город. Пожить в нем немного даже интересно: огни вокруг горят, мужчины у твоих ног, стоит только спеть им с чувством и станцевать с огнем — и все: деньги и поклонники, поездки, подарки, веселье — все это приятно, если бы еще Леший со своей ревностью не лез. В ресторане много интересных людей бывает. Вот одно знакомство у нее долгое.

Особенно хорошо пела она и танцевала в этот вечер. Зал так и взрывался аплодисментами. Да и сама она чувствовала — хорошо, вот сейчас по-настоящему. Ресторан замирал, потом такая электрическая искра пробегала между людьми, что все были готовы вскочить и плясать вместе с ней. Какой-то кудрявый тип высыпал перед ней дорожку из двадцатипятирублевок прямо к своему столику. Хотел, чтобы она пришла к нему и посидела немного. А может быть, конечно, если она захочет, и спела бы ему. И что-то нашло на нее в тот вечер. Там, у столика, пела она так, как в таборе у костра иногда пела:

Ай, зачем ты, отец,
Замуж выдал меня?
Ай, забил меня муж
Да прогнал из шатра.
Он пытает меня:
«Что же ты принесла
Мне от братьев своих,
От богатых таких?»
Боже, Боже, хочу
Я кукушкой взлететь,
На березу я сяду
Против дома родного.
Схватит братец ружье,
Вздумает подстрелить
Он кукушку, меня.
Я скажу ему: «Братец,
Я — сестрица твоя.
Ай, забил меня муж,
Прочь прогнал из шатра,
Попрекает меня,
Мол, приданого нет,
Не взяла ничего
От отца своего
Да от братьев своих,
Что в богатстве живут.
Золото, серебро
Взять он хочет от нас». —
«Ты не плачь, не грусти,
Дорогая сестра,
Ты с березы слетай
Под родительский кров».
Я с березы слетела,
В девицу превратилась.
И заплакал отец,
Братья плакали все,
Как узнали меня.
«Ах, откуда тебя
Бог в шатер к нам занес?
Ты, сестрица, не плачь,
Все-то будет у нас.
Поживем, заработаем,
С голоду не умрем.
И приданое мы
Соберем для тебя:
Золото, серебро,
Все, что надо тебе.
Хорошо будем жить».

Вот такое таборное причитание спела она в ресторане. Затосковала по табору, по воле настоящей, по людям свободным. Тогда-то и подошел к ней пожилой человек с большой шевелюрой седых волос. Не сразу поняла она, что он тоже ром, только городской. Подошел он к ней и сказал:

— Вы прекрасно поете. Много лет я не был в таборе. А вы мне всю душу разбередили.

— Кто вы такой? — спросила она у него.

— Обо мне долгий разговор. Давайте чуть позже. А вот вы кто? Как попали в городские клетки? Ведь вы же полевая цыганка, я это сразу понял.

— Да, я — полевая, угадали, но иногда и птица может в клетке оказаться.

— Не по воле ли черта? — усмехнулся человек и пристально посмотрел на Ристу.