Цыганские сказания (СИ)

— Слушайте, мы виделись с императором, я имею в виду более-менее наедине, только два раза. Кстати, когда мы сидели за столом с Кристо, тётей Диной и Ринкой, господин Отважный Всадник был совершенно нормален. Если не считать того, что Катарина нашла законный повод назвать его ублюдком, и он сильно конфузился по этому поводу.

— Да, я помню этот острый момент. Может, он-то и отвлёк мысли императора. А двух ваших ужинов наедине мне вполне хватило для выводов. Я его всё же знаю без малого двести лет. Никогда раньше с ним не бывало ничего похожего.

— Ну, то есть это я дурно на него влияю. Резонно. Так обычно и бывает с теми, кто начинает водиться с цыганами.

— Слушайте, мне не до шуток, — Тот даже глаза прикрывает, пытаясь побороть своё обычное раздражение. — Тем более ваши я никогда не понимал. Удивительно несмешные.

— Я думала, у вас вечер вежливого отношения ко мне.

— Да, но я рассчитывал на ответную любезность. Так что же, вы возвращаетесь домой?

— А почему мне просто не переехать жить на какую-нибудь другую квартиру? Насколько я знаю, в нашем подъезде есть две свободные.

— Потому что если вы будете жить не с мужем, император будет стремиться видеться с вами снова и снова. И полбеды, когда бы ваши встречи завершились романом или даже — Господи, упаси меня — тайной свадьбой. Но ведь может случиться гораздо худшее, чем обнаружить однажды с утра, что вы теперь — моя бабушка. Император может убить вас, или ещё кого-то неподходящего, да если он убьёт даже последнего полотёра, это уже катастрофа! И не только в гуманистическом смысле. Не возите, пожалуйста, вилкой по пустой тарелке, звук просто ужасный.

— Извините. Я весь день не ела, если не считать половины пирожного в гостях у Шаньи, а салат так быстро закончился! Поэтому последняя фасолина была мне очень дорога.

— Официант несёт долмадакью. Я только что слышал, как он брал её у повара.

— Чудесно. А второй кофе?

— Должно быть, ещё не готов. Нам же сказали, что он медленно варится.

За столом вновь воцаряется молчание, поскольку юноша с нагеленными волосами действительно входит в зал с подносом на расставленных пальцах. Выглядит так, словно с открытки Золотой Эпохи сошёл. Даже губки бантиком.

Греческая долмадакья и взаправду мало отличима на вид от цыганских сармалей. Только на вкус долминки совсем не острые и к тому же страшно мелкие: на крошечный, чуть не с мой мизинец, кусочек фарша приходится целый виноградный лист. Зато соуса повар не пожалел, всё так и плавает в белой мучнистой жидкости.

— Я полагаю, теперь вопросов больше нет? — не выдерживает Тот, будто мы не можем подождать с остатком разговора до десерта. По счастью, он не пытается больше говорить на цыганском. Мои уши страдают от самой его манеры строить фразы.

— Я всё ещё не хочу подставлять свою семью. Я не знаю, в какой момент «бахт» в моих украшениях закончится.

Тот тяжело вздыхает.

— Давайте примем как должное, что, покуда император во дворце под охраной, она расходуется очень медленно. И договоримся, что завтра вы возьмёте внеочередной выходной, во время которого пройдётесь по торговому центру. Где будет много, много-много людей вашего нынешнего круга; полагаю, их можно считать достаточно удачливыми. Вы ведь для этого в прошлый раз потащились в кинотеатр? Зарядиться чужим везением, чтобы фокус с отводом глаз подействовал? Ну, вот и зарядитесь. Я действительно готов работать для этого всю ночь. Только сейчас езжайте домой, а? Давайте, возьмите в руки коммуникатор и порадуйте мужа неожиданным звонком. Вы увидите, он сразу забудет маленькую утреннюю размолвку. Хм, наш кофе несут.

Не знаю, в каймаки ли дело, но пахнет греческий кофе одуряюще. Настолько, что я безо всяких споров набираю мужу сообщение.

Конечно же, как назло, никто меня не похищает.

***

«Крувис» — раненый воин, падающий с крепостной стены. В раскладе знаменует собой проигрыш в споре или азартной игре, крах надежд или банкротство предприятия.

***

Большинство людей учатся мириться в детстве. У меня подобного опыта нет. Близких друзей у меня не было, с братом я не ссорилась, просто хороших знакомых — не обижала. Потому я не очень уверенно чувствую себя, нажимая на кнопку звонка. Что-то подсказывает мне, что одной доброй воли в таком деле маловато — надо ещё оправдать какие-нибудь ожидания. О чём заговоришь, как поглядишь, всякие такие социальные штучки из разряда тех, с которыми я всю свою жизнь попадаю впросак.

По крайней мере, на этот раз громила, сопроводивший меня до квартиры, уходит, раскланявшись с Кристо. В прошлый раз я чувствовала себя почтовым пакетом с объявленной ценностью.

— Заходи, чего стоишь-то, — муж отодвигается, освобождая проход. Очевидно, потому и не заходила — не напролом же.

— Добрый вечер... всем.

Кристо, Катарине, тёте Дине, зябковато кутающейся в шаль. И двум котам-близнецам, уставившимся на меня с недоумением.

— У панасенковской Рупы котята подросли. Ринка взяла двух, — кашлянув, поясняет муж.

— Котята? — каждый из двойняшек весит килограмм по пять.