Цыпленок жареный. Авантюристка голубых кровей

– Я так тебе благодарна… – произнесла Наталья Петровна, ставшая вдруг очень серьезной. – Я не знаю, зачем ты здесь и что в твоей жизни пошло не так, но могу точно сказать: в моих буднях происходят перемены. Каждый вечер много месяцев подряд мы только и делали, что обсуждали революцию с мужем, ее последствия и влияние на других людей. Мне это не нравилось, но ведь о чем-то надо было разговаривать! Остальное время мы молчали, у нас не было общих тем… Но с твоим появлением мы просто живем… обыденно и хорошо! Понимаешь меня, Анна?

Цыпа кивнула, залившись румянцем. Почему-то она приняла эти слова, как комплимент. Жить обыденно и хорошо у нее никогда не получалась, и случившиеся дни, часы и минуты, проведенные в чужом доме, она лелеяла, как главное сокровище, украденное у других людей.

– Как жаль, что я не рождена для дома и семьи, – произнесла Анна, глядя перед собой. – Ведь не всем жить правильно… Кто-то должен ошибаться для разнообразия и нарушать общественный покой. Как сказала когда-то моя мать: я – ошибка природы, поздний ребенок, которого никто не ждал. А непрошеный гость всегда чья-то проблема.

– Я не хочу, Анна, слышать подобное от тебя. Ты ведь в своих письмах меня учила пытаться получать удовольствие от того, что имеешь, так почему сама не следуешь этому правилу? – в голосе рыжеволосой женщины сквозила строгость, она вела себя как гувернантка, недовольная поведением своей подопечной.

– А я и живу одним днем. Разве ты этого не видишь, Натали? Сегодня здесь, завтра там… Где я буду через месяц? Кто скажет? Возможно, действительно отправлюсь в кругосветное путешествие… как Крузенштерн по морям и океанам…

– Или, возможно, бросишь якорь в тихой семейной гавани? Станешь прилежной женой… порядочной женщиной… и умрешь со скуки в один прекрасный день!

Несомненно, Наталья Петровна говорила о себе, она ненавидела бесконечные часы бодрствования и не знала, чем себя увлечь. Все вызывало зевоту, даже книги, которые она так любила читать в юности. Иногда она с теплом вспоминала огромную усадьбу, в которой жила в детстве. Это были беззаботные и счастливые деньки. Давно, еще до революции! До трагедии с отцом все было понятно и определенно, а после того, как он приставил дуло пистолета к виску, все покатилось в бездну неопределенности. Молодая несчастная женщина надеялась, что найдет опору в муже, который станет ее мудрым поводырем, направляющим в светлое будущее, но Ивану Феаклистовичу – большому ребенку – было трудно нести ответственность даже за себя одного, что уж говорить о ней! Не склонная к поспешным решениям и сумасбродству Наталья Петровна ни на секунду не сомневалась в том, что Анна способна на подвиг известного русского капитана-мореплавателя, обогнувшего землю в начале девятнадцатого столетия. Почему-то ей казалось, что Анна с ее тягой к приключениям непременно стала бы любовницей какого-нибудь пирата, а затем, столкнув его с капитанского мостика, сама возглавила бы команду бандитов. В каком-то смысле Наталья восхищалась смелостью женщины, плюнувшей на мнение окружающих и живущей своей необычной жизнью. В буднях Анны по ее мнению были яркие цвета, она не смотрела на мир через серую пелену тоски и дышала полной грудью.

Глава 15 Слишком ощутимая потеря

Козырь терпеливо ждал, пока Анна освоится и подаст сигнал, благодаря которому он будет знать, что их совместные планы в силе. Она молчала, и этого его настораживало. Зная трепетную и восприимчивую натуру Цыпы, он понимал, что люди, которых она должна ограбить, могут ей показаться слишком приятными, забота и тепло смягчают женскую натуру, именно поэтому он не терпел в деле женщин. Неделю после ухода Цыпы он слонялся без дела, пока хозяин клоповника не прогнал его прочь, потому как платить по счетам жилец не намеревался. Козырь выиграл немного денег в карты и в этот же вечер попытался их пропить. Столичный шулер мог бы оставить местных любителей запретных игр без порток, но предпочитал не рисковать, желая сохранить жизнь и здоровье. Он сам совсем недавно наказывал тех, кто желал «снять сливки» на его территории.

За столик к Козырю подсела девица с пухлыми ярко накрашенными губками; она была обаятельна, но если смотреть на нее мельком, казалось, что вместо глаз у нее темные дыры от переизбытка краски, дамочка старательно подражала жительницам столицы. На ней было коричневое платье из бархата, подол которого еле закрывал колени, как этого требовала мода двадцатых, и украшенное длинной ниткой жемчуга. Облик, кричащий о том, что пуританство и скромность затерялись где-то во вчерашнем дне. Девица назвалась Лютиком и с ходу предложила провести вместе ночь.

– Возьму недорого за свои услуги! – прочирикала дамочка, хихикнув. – Ты мне нравишься!

Ее интимные старания интересовали Козыря меньше, чем обычный сон. Спать ему было негде, а в гостинице его никто не ждал.