Цыпленок жареный. Авантюристка голубых кровей

– Да, найти хорошего садовника непросто! У него должны быть изящные руки, – произнесла Анна со знанием дела, эту тему она могла поддержать без труда, потому как часть ее жизни была связана с Федором – монастырским садовником, за стараниями которого в облагороженной обители она наблюдала долго и пристально.

– Изящные руки! Ты говоришь, словно я планирую искать не садовника, а любовника!

– Как говорила одна моя знакомая: одно другому не мешает!

Анна засмеялась, видя смущение Натальи Петровны. Ей нравилась эта немного странная рыжая женщина.

«Что мне теперь делать?» – бесконечно задавалась вопросом Цыпа. Она стояла посреди своей уютной комнаты в нарядном темно-зеленом платье, чуть закрывающем колени, которое ей было в пору. Наконец, безалаберная молодая особа поняла причину изменения тела, она полагала, что внутри нее развивался плод их с Осипом любви. Анна никогда не была беременна, но общалась с парочкой проституток в трактире, которые должны были стать матерями. Одна из них избавилась от плода, а другая решилась родить и не прогадала, отец ребенка был человеком небедным и совестливым, поэтому помогал ей, хоть и сомневался, что ребенок от него. Анне сложно было представить себя матерью, потому что она понятия не имела, что предстоит делать с маленьким человечком, который должен вылезти прямо из нее.

– А ты представь, что внутри тебя мяч и он вылазит через место, которым мы тут зарабатываем на жизнь! – деловито инструктировала Дарья, у нее были золотистые волосы и россыпь веснушек, кто-то из клиентов ей сказал, что она – поцелованная солнцем. Когда родилась девочка, такая же золотистая, как и мать, над ней подшучивали, что солнце ее не только целовало, но и водило видимо в верхние комнаты. После рождения дочери с трактирными делами она завязала, но иногда захаживала поболтать, потому как относилась с трепетом к своему прошлому, искренне считая, что лучшие годы прошли в кабаке.

– О чем ты думаешь, Анна? – спросила Наталья Петровна, замерев с пяльцами в руках, в ожидании ответа.

– О ненавистном тебе солнце, душечка Натали, – отшутилась гостья. Уже несколько минут она стояла молча у окна, глядя перед собой. Одной находиться в комнате вдруг стало невыносимо из-за бесконечных надоедливых вопросов, круживших в ее голове, как стервятники над падалью. Она направилась в гостиную, зная, что найдет там Наталью Петровну, колдующую над цветочной клумбой кропотливо вышиваемой на ткани. Даже зимой она была садовником.

– Сад так и не плодоносит? – выдохнула Анна, разглядывая украшенного заковыристыми узорами окна причудливые фигурки – запорошенные деревья, казалось, некоторые из них неуклюже приглашали партеров на танцы, стоило хоть кому-то согласиться, и начался бы бал, но они мешкали, лишая себя такого чудесного удовольствия, как танцы. В одном из писем настоящей Анне, врученном Козырем, она несколько раз встречала строки про сад, словно он был живой и отображал настроение Натальи Петровны: грустил вместе с ней или улыбался, получив приятные известия. А еще она называла его «пустоцветом, как и его хозяйка!». Тема о не случившемся материнстве остро царапала ее внутренности. «Если бы я родила малыша, мое существование наполнилось бы смыслом», – с этой мыслью обездоленная женщина засыпала и просыпалась каждодневно. Иван Феклистович не упрекал ее за физический дефект, и смирился с тем, что не станет отцом.

– Как-нибудь скоротаем наш век, Наташенька. Такова воля Бога, и мы не можем ей противиться, – с грустью говорил он. – Надо жить дальше…

– Жить дальше? Для чего, Ваня, жить дальше?! Для кого? – огрызалась супруга, с трудом подавляя гнев. Его покорность и податливость порой выводили ее из себя.

– Что мы можем сделать, Наташенька? Если у тебя есть другое решение – предложи, я соглашусь с ним! Чудес не бывает, ты это знаешь! А чтобы искать другую супругу, способную подарить мне младенцев… на это надо время! Я уже не тот щеголь, каким был раньше!

– Ты никогда не был щеголем, Иван Феклистович, – нервно произнесла супруга, не заметив иронии в его словах. – Нас с тобой жизнь подтолкнула друг к другу, потому что мы оба безынициативны и скучны!

Подобные беседы участились, и провоцировала их Наталья Петровна. Он понимал, что вся эта блажь от скуки, ведь жена вела затворническую жизнь, почти погребла себя в стенах усадьбы.