Туарег. Золотое проклятие

Иногда совсем нестерпимо оставаться наедине с самим собой… Легче кричать, спорить, драться, с ненавистью смотреть в глаза живому противнику, потому что самый сложный, жестокий, по сути, неравный бой- это бой с внутренним Я… Почти наверняка и почти всегда он бывает изначально проигран… Причина очевидна- просто противник слишком хорошо знает все твои слабые места… Просто противник- ты сам… Таша смотрела на себя в зеркало и чувствовала, как по кусочкам, подобно кадрам в каком-нибудь фентези-фильме, распадается ее жизнь… То, что она считала своей реальностью… Что она знала, что видела? Она была подобна тепличной розе, выросшей в искусственных условиях, созданных заботливыми хозяевами… Стоит убрать брезентовый навес и попасть под струи реального ветра- твои лепестки наверняка тут же будут растерзаны суровыми условиями открытого воздуха… Все то, что, как ей казалось, составляло ее успех- на поверку оказалось таким же миражом, как те, что она встречала в пустыне. Любовь родителей и косные традиции не позволили ей соприкоснуться с правдой этого мира. Сначала- счастливое детство за высокими заборами, потом-учеба в закрытом британском колледже, где заборы были не ниже. Да, в юношестве ей казалось, что свободы за границей больше. По крайней мере, порядки старейшего британского учреждения не позволяли переносить за стены альма-матер навязанные Иштар положением и происхождением условности и правила – не было раздражающей, хвостом плетущейся всегда по пятам охраны, не было вечно бдящего ока мужской половины семейства, не было многочисленных восточных «но, нет и если бы»… Иштар казалось тогда, что, облачившись в синюю форму с золотым вензелем европейского образовательного учреждения, она преображает вокруг себя и действительность, становится частью того, западного, мира… Ведь теперь ничто внешне не отличает ее от соседок по партам… Она, наконец-то, вдохнула дух демократии… Ей ведь даже разрешено было выезжать за пределы компаунда к новоявленной подруге Кейт домой… И свои первые приключения они планировали как раз оттуда… Именно там появились первые ростки ее авантюризма… Вот только сейчас, стоя перед зеркалом, совершенно голой внутри и снаружи, с потерянным взглядом, она задавалась вопросом- а был ли тот самый авантюризм чем-то большим, чем продолжением созданных тепличных условий вокруг нее… Красивые суперкары, соколиная охота, шикарные арабские скакуны, тяга к экзотическим, экстремальным видам спорта… Все то, что она делала секретно, как ей казалось, урывая свободу для себя, она бы делала и так… Все отпрыски богатых арабских семей имели приблизительно одинаковые увлечения… С той лишь разницей, что никто бы ей не разрешил, скажем, участвовать в сомнительных видах соревнований с непонятным конкурентами… Делай она это открыто, все бы было обставлено гораздо более гламурных, лощеным антуражем… Получалось, что ее секретные выезды с Кейтлин, по факту, были не большим, чем шалостью балованного ребенка, который нарочно выгребает песок из песочницы, ломает игрушку соседа или рвет яблоки в чужом саду- и сам же радуется и смеется своим пакостям. Его выходка кажется большой и важной только в его собственных глазах, а окружающие, если и замечают ее, смотрят на нее снисходительно и иронично… Никогда Иштар не рисковала по-настоящему. Никогда, по сути, не выбиралась из зоны своего комфорта… Если глубоко задуматься, все ее провокации всегда были с заранее предсказуемым, положительным, исходом… Даже факт того, что всегда рядом была Кейт, которая если что, поможет и прикроет, многое объяснял в сути ее поведения, открывшейся даже ей самой только сейчас… Первый и единственный раз, когда все вышло из-под контроля- ее встреча с Туарегом… Тот злополучный день с золотым рассветом, ставшим для нее роковым…

А что в сущности могла сделать Иштар? Как была способна противостоять тому дикому самуму- настоящему пустынному цунами песка, какие действительно случались на бескрайних просторах огромной Сахары? Готова ли была выдержать эту схватку с реальностью? Просто девушка в жестоком мире восточных традиций и условностей, связанная по рукам и ногам путами понятий чести, приличия, морали, обязательств перед семьей. Казалось бы, все, что она осмелилась сделать- полюбить… Но разве в ее мире этого деяния было недостаточно для того, чтобы обречь себя на пожизненные муки? Разве для многих тех, кто заключал договорные браки для своих будущих детей еще в младенчестве, кто ставил во главу угла богатство и интересы семьи, само это слово- любовь- не было смертельным приговором, «красной линией», о которой вслух даже боялись говорить?