Тучи на рассвете (роман, повести)

Итагаки не ответил. Спустя недели две капитана срочно вызвали в Сеул, в штаб армии. И когда, не заставив ни минуты ждать, повели к командующему, он понял: письмо его дошло и не осталось без ответа.

Большая стриженая голова генерала в детстве казалась ему похожей на сплюснутую дыню. Это сравнение он вспомнил и теперь, глядя на широкое лицо и узкий срезанный лоб, переходящий в острую макушку. Только щеки стали более мясистыми и рыхлыми, да углубились залысины.

Генерал встретил Ясукэ, как сына. И Ясукэ был горд, что этот старый полководец, участник многих походов и побед, человек, мнением которого дорожит император, запросто и дружески разговаривает с ним. Он еще не знал, какой будет разговор, для чего вызвал его генерал, но был уже благодарен ему, был преисполнен к нему теплыми сыновними чувствами. И что бы ни сказал генерал, он примет это как совет мудрого друга, как повеление отца.

Действительно, генерал не знал о новом назначении капитана, хотя сделано оно было по его же приказу о возвращении в боевые части всех потомственных самураев.

В беседе, которая радовала сердце Осанаи Ясукэ, потому что генерал говорил очень откровенно, будто с равным, он узнал, как сильно осложнилась обстановка в мире в связи с непрерывными поражениями немцев на русском фронте. По мнению Итагаки, положение стало острее, чем за последние годы. И в этой запутанной обстановке генералу доверили новый пост. Не освобождая от командования японской армией в Корее, его назначили уполномоченным генерального штаба и тайного совета при Квантунской армии, наделив чрезвычайными правами. В заключение генерал сообщил еще одну радостную весть: он решил оставить капитана при себе для особо важных поручений. Правда, на такую должность положено брать полковника, но он верит в Ясукэ и надеется на него. На эти слова капитан ничего не ответил. Он решил на деле показать, как благодарен генералу. И старый генерал понял его без слов.

Спустя неделю оба выехали к месту новой службы в Чанчунь, где находился штаб Квантунской армии.

С этого дня Осанаи Ясукэ не знал покоя. То вместе со своим начальником, то с группой офицеров, то один летал в укрепленные районы, в дивизии и штабы, разбросанные на огромной территории Маньчжурии, Северного Китая и Кореи. Днем и ночью работал генерал. Днем и ночью работал Осанаи Ясукэ. Он был находчив, точен, исполнителен. Он предугадывал многие желания генерала и выполнял их до того, как они были высказаны. Он любил генерала и был ему предан. Очень скоро капитан убедился, что генерал ценит его не только как сына своего друга, но и как боевого помощника, на которого можно положиться. Это прибавляло сил, заставляло больше работать, больше думать. За несколько месяцев службы генерал ни разу не похвалил его. Но по тому, какие сложные задания он стал ему давать, с какой верой принимал его доклады, как все более считался с его мнением, капитан без труда мог определить, что генерал доверяет ему безгранично.

Осанаи не ошибался в этом. Итагаки Сейсиро видел, как зарождаются и крепнут в капитане лучшие черты старой самурайской касты. В своих мечтах Итагаки отчетливо видел Дайдайнихон — величайшую империю, властвующую над огромными территориями пока еще чужих стран. Он понимал, что его поколение, богатое воинственными генералами, в чьи руки перешло управление империей, сумеет утвердить Японию на материке. Но это только часть, пусть главная, но все же часть великого плана. Его мечты уходили далеко вперед… Он думал о смене, о достойной смене, которая могла бы сохранить и умножить славу японского оружия. И в капитане Осанаи Ясукэ, потомственном самурае, генерал видел одного из тех, кто возьмет в свои надежные руки и понесет дальше самурайский меч. И еще одно обстоятельство радовало генерала: внешне Осанаи Ясукэ был очень похож на своего отца. Итагаки часто наблюдал за капитаном, и порою ему казалось, что перед ним старый боевой друг, и ему невольно вспоминались собственные молодые годы.

Чем ближе к себе держал он капитана, тем сильнее привязывался к нему. У Итагаки не было детей, и в его отношениях к Ясукэ порою проявлялось что-то заботливое, отцовское.

Итагаки Сейсиро умел скрывать свое настроение. Долгие годы военной службы и боевых походов, неожиданные препятствия и вдруг возникающие проблемы, которые надо решать немедленно, необходимость в сложных условиях не показать подчиненным внутренней борьбы или нерешительности выработали в нем умение спокойно и холодно смотреть на все окружающее. Его лицо, движения, жесты оставались неизменно уверенными, ясными при любом положении. Можно было подумать, будто он заранее все знал, все предвидел, подготовился и вовсе не озадачен вскрывшейся, на первый взгляд безвыходной ситуацией. И все же, участвуя вместе с ним в решении многих вопросов, постоянно находясь при нем, зная его вкусы, стремления, идеалы, капитан научился различать за внешним спокойствием подлинное состояние души своего начальника и покровителя. И это состояние внушало капитану все большую тревогу.