Тучи на рассвете (роман, повести)

Описью был занят и Ли Ду Хан. Надо составить ее так, чтобы она не вызывала сомнений, ну и чтобы остался хоть небольшой излишек за все эти муки, которые он терпит. В канцелярии губернатора опись приняли и велели зайти через неделю.

Ночью Ли Ду Хан не спал. Временами ему казалось, что он не доживет до утра. Очень просто: сердце разорвется — и он умрет. Потом он успокаивался и начинал подсчитывать, сколько ему выплатят. И его снова охватывало волнение. А что, если вся затея рухнет?

Ли Ду Хан пришел к адъютанту губернатора слишком рано, и ему пришлось долго ждать. Но когда его наконец пригласили в кабинет, он вошел туда спокойной и уверенной походкой человека, готового бороться за правое дело. Он пристально посмотрел на адъютанта, пытаясь догадаться, что решил этот низенький, толстый, коротконогий самурай, в чьих руках находится такая большая власть.

— Да, теперь я вижу, какое у вас большое горе, — медленно начал японец. — Я вижу, как повлияло оно на ваше здоровье.

Ли Ду Хан сидел немного повернув голову, чтобы ухо не пропустило ни одного слова. Он все отчетливо слышал, но еще не мог понять, к чему клонит адъютант. А тот продолжал так же медленно и бесстрастно:

— Особенно сильно повлияло горе на вашу память. Вы все забыли. Вы забыли, что наши люди предупредили вас и вы успели вывезти имущество и угнать скот…

Японец вдруг весело рассмеялся:

— Ты совсем состарился, Ли Ду Хан, и память от тебя ушла. Ты вписал даже такие вещи, которых у тебя никогда не было и ты их только собирался купить. Вот как сильно потрясло тебя горе!

Ли Ду Хан вспотел. Надо сейчас же что-то придумать.

— Что вы, господин адъютант! — взмолился он. — Я вывез только священные вещи, дорогие небесному Окхвансанде и моему сердцу. Я спас поминальную доску моего незабвенного сына и доски предков своих. Я унес от огня Будду и черепаху как символы долголетия. О земных благах я и не помышлял.

Адъютант нахмурился, оперся руками о стол и встал.

Ли Ду Хан испугался. Что же это он, старый дурак, затеял тут спор? Надо как-то задобрить человека, предложить ему деньги, а не спорить с ним.

Ли прижал руки к груди и весь расплылся в улыбке.

— Конечно, господин губернатор (он решил теперь так называть адъютанта), вы правы! — заговорил он взволнованно. — Память моя уже совсем одряхлела, мог и напутать и лишнего записать. Но я человек честный и справедливый. Если что лишнее, можно в пользу казны зачислить, а? — И он наклонил голову, выжидающе глядя на самурая.

Тот опустился в кресло.

— Убытки вам будут оплачены, — поднял он глаза на Ли Ду Хана и уже добродушно добавил: — А за ложные сведения придется уплатить штраф.

Ли Ду Хан облегченно вздохнул: «Наконец-то!»

— О господин губернатор, я готов уплатить штраф. Я немедленно уплачу штраф. — И, немного помолчав, заискивающе глядя в глаза адъютанту, робко осведомился: — Я думаю, господин губернатор, что штраф не превысит половины стоимости ошибочно внесенного в список имущества?

— Да, конечно, — ответил адъютант. — Ошибочно внесено имущества на двадцать тысяч вон. Вам придется внести государству, десять тысяч.

Из груди Ли Ду Хана вырвался стон.

Десять тысяч вон отдать просто так, ни за что! Ведь вот какое счастье у людей! Вот как загребают деньги!

Ли Ду Хан готов был заплакать. Но сейчас предаваться горю нельзя. Этот вор еще рассердится и передумает. А кроме того, ведь и Ли Ду Хану остается лишних десять тысяч.

Ли развязал ленты на халате и вытащил из-за пояса бархатный денежный мешок. Дрожащими пальцами отсчитал десять тысяч вон, сто бумажек — можно сойти с ума! — и положил их на стол. Когда адъютант взял деньги и, спрятав их в сейф, захлопнул тяжелую двойную дверцу, Ли Ду Хану показалось, будто этой дверцей ему прищемило сердце.

— А теперь посмотрим список, — весело сказал адъютант. — Вот это лишнее, — вычеркнул он наименование ценных бумаг на три тысячи вон. — Каждый дурак поймет, что если они у вас были, то вы их забрали с собой. Это — тоже лишнее, — вычеркнул он графу, против которой стояла цифра «пятьсот вон».

Он вычеркивал графы одну за другой, не глядя на Ли Ду Хана, на его болезненно скривившееся лицо.

— Так, так, так, — барабанил японец пальцами по столу, выискивая, что бы еще вычеркнуть.

Ли Ду Хан уже не смотрел, какие наименования тот вычеркивает. Он видел лишь цифры и механически складывал их, не понимая, что будет дальше.

— Сколько же мы сняли? — все так же весело спросил адъютант.

— Восемь тысяч… — простонал Ли Ду Хан.

— О, как вы быстро считаете! Ну что ж, хватит.

— Значит, мне надо было внести в казну не десять тысяч, а только четыре тысячи, господин губернатор. — И он робко посмотрел на сейф.

— Вон отсюда! — вскочил адьютант. — Ты еще недоволен! Грязная свинья, вор, взяточник! Да я сгною тебя в тюрьме! Я из тебя хваденмина сделаю!..

Ли Ду Хан стоял согнувшись и от каждого слова вздрагивал, будто его били по спине тяжелой палкой.

— Вон отсюда! — взревел адъютант, указывая рукой на дверь.