Тульские метки

– Было! Я ждала от тебя значительно большего, да не дождалась.

Чего? Язык присох. Я не могу спросить.

– Санж, у тебя были девочки?

– Возможно.

– А сейчас?

– Нет.

– Почему?

– Не хочу. Всё ясно на второй день.

– А со мной?

– Неясно и на сотый. И ещё мне больше импонирует, когда я веду охоту.

– Ты хочешь сказать, что за тобой охотятся девушки?

– Бывает.

– Я, – тихо сказала она, – не могу тебе дать того, что ты ищешь.

– Можешь! Я уже нашёл его. Мы люди разные. Но найдём общее!

– Разные всегда бывают только разными. И мы врём самим себе, когда уверяем, что изменились. Мне не нравится больше наивность. Хотя наивность первое, что я ценю в новом человеке. Потом она мне не нравится.

– Выходит, наивность – мост, пройдя по которому, ты тут же его сжигаешь?

– Да! Дело, понимаешь, в другом. У меня нет ничего к тебе. Отсюда и… Понимаешь, тут надо чтоб так было, чтоб нельзя без мужчины, без тебя. А я могу…

– Разумеется. Мужчина не ложка, без которой нельзя обойтись при еде супа.

Я молчу. Как-то стыдно. Вот чего я боюсь! Я боюсь, когда от меня уходят те, кто не должен бы уходить.

Подошёл бакинский поезд.

Она поднялась в тамбур. Вскинула руку.

– До свидания, – почему-то виновато буркнул я.

– Не сердись…

– Не подходи близко к краю. А то из вагона, как из жизни, вывалиться просто.

Поезд тронулся.

Из-за мужских голов в тамбуре дважды мелькнула в прощанье белой пташкой её рука.

Я долго смотрел вслед убегающему от меня красному огоньку, пока не закрыл его поворот.

2 июля Больше никто не прыгает с колокольни

Волков на планёрке:

– Кажется, никаких новых донесений нет. Больше никто не прыгал с колокольни. Вчера мы были у Шакалиниса в Петелине. Прикидывается невинным. Врёт: «Меня сюда упрятали жена и тёща. Тёща ещё ничего. Раз принесла передачу». Его скоро выпишут. Спрашиваю, как всё случилось. У него всё просто: «Махнул вина, шёл по улице, упал. Больше ничего не помню».

Конищев:

– У нас редакция сумасшедших. Скоро, наверное, будут по одному сотруднику отводить в милицию…

Волков:

– О работе Шакалиниса в редакции не может быть и речи.

После планёрки нарываюсь в библиотеке у Шумовой на Шакалиниса. Про волка речь, а он навстречь! Шакалинис в майке, прикрытой пиджачком.

Увидев меня, протянул ко мне попрошайка руку:

– Толя! Дай пятнадцать рублей. Не то выброшу в окно первого. Начну с тебя и всех перебросаю.

– А у кого тогда будешь просить взаймы?

– Поэтому пока и не бросаю.

Ушёл Шакалинис. Шумова шепчет мне:

– Он говорит: «Я могу убить. Ничего мне не будет. Это врачи мне сказали». Брр-р!

5 июля Песчаный карьер в почках

Дежурю в типографии по номеру.

До подписания газеты в свет прорва времени, и мы с цензором Николаем Юшиным коротаем время в болтовне.

– Было это в армии, – вспоминает Николай. – С плевритом привезли меня в Рязань. В госпиталь. Соседи по койкам ещё те арапы! Ну что, ржут, подвезли очередного смертника?

Я спрашиваю, почему они так говорят обо мне. А они и отвечают: «На кроватке, на которую тебя возложили, несколько часов назад откинул варежки один. Отвезли в расфасовку.[85] Жена приехала хоронить. Недолго и тебе ждать. Снимем мерку!»

Берут нитку. Меряют мой рост, ширину.

«Что вы делаете?» – кричу я.

«А тут со всеми это делают».

«Зачем?»

«Чтоб гроб заказать».

Ну… Сняли мерку. Теперь, говорят, укрывайся. И укрывают сами меня с головой:

«Пропотей! Да так, чтоб собрал зёрна пота в баночку. На анализ».

Трухнул я малость. Хотя и был молодой, запросто мог без подставки кобылу хлопнуть.

А сейчас… Совсем замордовали меня врачи-грачи-рвачи. Болячка на болячке. Песку в почках целый карьер. А болеть начал с того, как раз купил свининки у одного в селе… В колхозе сдохла свинья. Вывезли в поле и бросили. А свинья большая была. С диван! Этот типяра подобрал, засолил и стал втихую по дешёвке продавать незнакомым. Вот я и напоролся на этот крючок…

6 июля Головомойка

Прошла зима, настало лето, –
Спасибо партии за это!
За то, что дым идёт в трубе,
Спасибо, партия, тебе.
За то, что день сменил зарю,
Я партию благодарю!
За пятницей у нас суббота –
Ведь это партии забота!
А за субботой выходной.
Спасибо партии родной!
Спасибо партии с народом
За то, что дышим кислородом!
У моей милой грудь бела –
Всё это партия дала.
И хоть я с ней в постели сплю,
Тебя я, партия, люблю!

Юрий Влодов

Целый месяц московская комиссия проверяла работу нашей редакции. Рыла, рыла и чего нарыла?

Сегодня доложит на генеральной головомойке.