Тульские метки

Шум доплескался до Королёва, до зама редактора. Он подписывал ясногорский номер в печать.

Королёв взял смирновскую побрякушку, прочитал и медленно проговорил:

– Вот приедет барин, барин нас рассудит… И приехал, и рассудил…

При этих словах он медленно изорвал смирновскую поклёпку в мелкие клочки, бросил в урну у стола машинистки и, стряхнув с ладошек пыль, добавил:

– Развели тут петушиную самодеятельность…

5 октября Натянутые отношения

На партсобрании лукавый волковский стукачик с бегающими кротовыми глазками Пеньков набросился с пеной на ушах на Королёва:

– Вы, Анатолий Акимович, – заместитель редактора. А пришли из отпуска и не поздоровались с нами!

Хохоток в кабинете заставил Пенька сесть.

Павленко:

– Я, товарищи, о Санжаровском. Болеет за дело. Знает дело. Но с некоторыми товарищами в коллективе у него натянутые отношения. Ну хотя бы с Володей Чубаровым…

Ярость подкинула меня. Я застрочил:

– Владимир Иванович! Искать дружбы у бутылки я ни с кем не собираюсь. Ни с вами, ни с Чубаровым. Вас бутылка породнила. С чего лично у вас начинается рабочий день? Где выклянчить дуб и пристаканиться! Вы парторг, ответственный секретарь. А что вы собой являете? Вам не стыдно за себя? И не вам мне указывать с кем и как себя вести. Я против своей совести не плюю! И вам не советую. Как в народе говорят? Когда в человека кидаешься грязью, помни, до него она может не долететь, а на твоих руках останется. Так что не пытайтесь замутить картину.

14 октября Мимо – мимо

Московский институт международных отношений. МИМО. Вступительные в аспирантуру. Пролетел мимо.

Первый экзамен по специальности я резво сдал Спартаку Беглову.[156]

Зато немецкий адски сдал меня с потрохами.

Аспирант[157] из меня не получился.

Так что не быть мне ни послом, ни консулом, ни просто Сейфуль-Мулюковым.[158]

10 ноября Разрыв

В Тулу вернулся я вечером.

Смотрю, в проходной комнате нет койки Чубарова. Где же обитает эта птаха?

Только я так подумал – навстречу из моей комнаты выходит этот Чуб.

У меня глаза прыгнули на лоб:

– Ты как очутился в моей комнате? Я ж уезжал, закрывал её вот на этот ключ, – и трясу перед ним свой брелок с ключом.

– Ну, аятолла Тола, не проблема подыскать ключик…

Дальше – хуже.

Уезжал на бегах, забыл закрыть верхний ящик стола на ключ. А там были мои триста рублей. Пошебуршил я ящичек – пусто!

– Пьяная обезьяна с гранатой! – ору Чубарову. – Где деньги?

Он вяло поднял руки:

– Я пас, аятолла Тола… Понятия не имею!

– Ты без моего ведома залез в мою комнату, жил в ней. Кто кроме тебя мог сшушерить?

– Кто угодно. Тот же Карлов. Где он взял тити-мити на пальто? Ему что, сам Боженька сыпнул манечек?[159]

– Кончай морочить яйца! Карлов вне подозрения. Он не ты. Нич-чего… Милиция разнюхает…

– А вот ментура – это лишнее. Потолкуй со всеми ребятами. Может, кто и вернёт.

– А ты не желаешь вернуть? Кто мог ещё спионерить кроме тебя?

На второй день он гнусил:

– Пожалуйста, не рой на меня компромат… А то мышка рыла, рыла и дорылась до кошки…

– Ты ещё пугаешь?

– Да не собираюсь я пугать. Просто никому не говори, что я болтнул тебе со слов Карлова, будто бы ты приводил сюда свою фрикадельку.[160] Получается… Я вроде фискалил с чужих наводок. Нигде не говори и то, что у меня тут кочевали мои лихие двустволки.

– А что? Их не было? Ёшкин кот! Да чего я должен тебя покрывать?

– Старик… Аятолла Тола… Не дёргайся в трибунал.[161] В моём букете горя не хватает только твоего цветка! И… Ты поднимешь кипиш до небес и потопишь Маркову. А она такую дала тебя характеристику для МИМО! Да ну к ордену надо тебя представлять!

– А с чего это ты вдруг забеспокоился о моих орденах? Тугрики сами выпрыгнули из конверта? Деньги лежали в конверте. Кто им приделал ножки? Денег нет. Зато уцелел конверт! А на нём обязательно сыщутся и отпечатки пальцев! С конверта мы и начнем широкое танго с милицией! Я тебя в палубу вотру![162] Намотаю на гусеницу!

Заваривать всю эту вонючую кашу? Ради чего? Изводиться чтоб и дальше в марковской клоаке? Да мне сейчас тошно подойти к «Молодому коммунару»!

И я навсегда упылил из Тулы.