Через несколько минут Антонов обнаружил за печкой сверток в грязной тряпке, он положил его на стол и развернул. Трегубов никогда в жизни не видел сразу столько кредитных билетов.
– Сколько же тут? – спросил Антонов.
– Должно быть пятнадцать тысяч, за вычетом пропитого, – ответил Столбов. – Значит, мы взяли кого нужно.
Когда они вернулись, то кабинет Столбова был занят – в нём проходил допрос Платона. Поэтому Илья Петрович остался на улице, подышать воздухом. Трегубов подошёл и спросил:
– Что же будет дальше? Мы просто отдадим деньги, и секта на них сможет вербовать новых членов?
– А какие ещё есть варианты? – пожал плечами Столбов.
– Но это же неправильно! Нужно защитить людей от скопцов!
– А если они сами хотят идти в общину, будем защищать насильно? – Столбов посмотрел на Ивана.
Открылась дверь, и на улицу вышел неопрятно одетый Истомин. Он посмотрел на Столбова и Трегубова и после секундного раздумья подошел к ним.
– Здравствуйте, господа, – поздоровался следователь, а затем протянул руку Ивану. – Вы же знаете, что я только выполнял свои обязанности, но я рад за Вас, – продолжил он совершенно бесстрастным тоном. – Расстанемся в этот раз по-дружески?
Иван поначалу замялся, но затем всё же пожал вялую ладонь Истомина.
– Что там Платон? – спросил пристав.
– Во всём признался. Убитые сёстры разговорились с ним по дороге домой, узнали, что дела его идут в последнее время не очень хорошо. Они его пригласили и предложили купить для него новую упряжь, если он присоединится к секте. Платон смекнул, что сестры не бедные. Он дождался, когда остальных сектантов не будет в доме, и вернулся. Говорит, что просто хотел взять денег, но сёстры стали сопротивляться, как бешеные, и ему пришлось их убить.
– Думаете, есть шансы с адвокатом? – поинтересовался Столбов.
– Думаю, нет, – холодно ответил судебный следователь. – Во-первых, принёс нож, значит, предполагал им воспользоваться, во-вторых, я ещё ни разу не видел, чтобы человек, защищаясь, наносил другому удары ножом в спину, тем более, такой здоровяк – женщине. А сейчас, господа, откланяюсь. Извините, но мне его ещё в тюремный замок оформлять.
Вечером уставший Трегубов сел за стол в своей комнате и вытащил ещё раз посмотреть фотографическую карточку незнакомки. С каждым разом её лицо нравилось ему всё больше и больше. Интересно, кто она такая? Может, за этой фотографией скрывается какая-то тайна? Может, девушка в беде, и карточка попала к Ивану не случайно?
– Кто ты, Замарашка? – произнёс он вслух, глядя в задумчивости на фотографию.
– Что ты сказал? – к нему подошла Софья и посмотрела через плечо, а затем выхватила карточку из рук.
– Софья, что ты делаешь?! Отдай мне фотокарточку сейчас же! – возмутился Иван.
– Отдам только тогда, когда скажешь, зачем тебе фотографическая карточка нашей училки?
– Что ты такое говоришь? Она – учительница в гимназии?
– Я поняла, – сказал девочка, выпучив глаза, – она преступница! Скажи, это так? Она что, воровка?
Иван нахмурился, чтобы сделать сестре выговор, но тут раздался осторожный стук в дверь.
– Кто это может быть? – пробормотал Иван.
– Мне почем знать, – ответила Софья.
Трегубов подошёл и приоткрыл дверь. В образовавшуюся щель из уличных сумерек мгновенно просочился его друг Николай Канарейкин.
– Коля, – поразился Трегубов, – что ты тут делаешь? Разве начались каникулы?
Канарейкин осторожно прикрыл дверь и, ничего не говоря, подошёл к окну, внимательно всматриваясь в темноту на улице. Иван и Софья переглянулись.
– Ваня, – повернулся к Трегубову Канарейкин, – мне нужно с тобой поговорить.
– Давай поговорим. Ты приехал поговорить со мной? – растерянно спросил Иван.
– Tête-à-tête, – Канарейкин выразительно посмотрел на Софью.
– Я и так собиралась спать, – девочка задрала подбородок и собралась уже уйти.
– Погоди, – сказал Иван, он подошёл к сестре и забрал у неё фотографию. – Теперь иди.
Когда сестра вышла, Трегубов обратился к Николаю, который опять что-то высматривал в окне.
– Что там такое?
– Тише, – Николай отвернулся от окна и подошёл к Трегубову, – говори тише.
– Что случилось, скажи наконец? – полушепотом спросил Иван.
– Они нашли меня, – так же тихо ответил Канарейкин.
– Кто?
– Жандармы! Они были у меня сегодня с утра, потом я сразу сел на поезд, и вот я здесь. Думаю, они всё знают и просто играют со мной! – возбуждённо шептал Николай.
– Играют?
– Да. Они пришли ко мне и сказали, что я должен узнать, что думают в университете про «Освобождение труда». Это какая-то новая организация за границей, вместо «Народной воли», – так они сказали, – шептал Канарейкин. – Там Засулич, Плеханов, ещё кто-то… Но я то ничего не знаю об этом. Здесь какой-то подвох! Они хотят, чтобы я раскололся, а потом – каторга! Или, господи, ещё хуже! Что будет с мамой?
– Я понял, – Трегубов заговорил нормальным голосом. – Я не успел тебе сказать, а Илья Петрович, наверное, телеграфировал, чтобы было быстрее. А про маму нужно было раньше думать. Но тебе сейчас нечего бояться.
– Кто телеграфировал и куда, почему мне нечего бояться? Ничего не понимаю, – Канарейкин тоже перешел на нормальный голос.