Тульский – Токарев

– Добро, если так. Значит, не все еще потеряно. Ладно… Был бы ты бабой – я бы сказал: не бери в голов у, бери в рот. Но ты не баба. Все, хорош мусолить, работы полно… Давай-ка, впрягайся. А то, понимаешь, чеку из гранаты выдернул – и забухал на нервяке. Неплохо устроился. У нас, между прочим, тоже нервы… Все. Сделай так, чтобы у меня больше не было поводов для таких разговоров. Обещаешь?

– Обещаю…

– Ну и славно…

И в этот момент Василию Павловичу позвонил Ужинский…

Токарев-старший даже не понял сначала, кто звонит и по какому вопросу. По мере того как до Василия Павловича доходило то, о чем говорил пострадавший от «милицейского террора», – в кровь ему огромными порциями начал поступать адреналин. А рассказал Ужинский новости действительно интересные и совершенно неожиданные: только что ему звонил тот самый парень из бара, который представился Артемом и заколол Светлану.

Голос его трудно было перепутать с каким-нибудь другим. Этот «Артем» потребовал денег – много денег. Говорил он тихо, резонно, без угроз, видимо подразумевая, что Ужинский и в бреду не посмеет ему сопротивляться. Проявил «Артем» осведомленность и в том, как Ужинского отделали в милиции, – спросил, понял ли, дескать, что от ментов надо стараться быть подальше? Ужинский сказал, что понял…

«Вот она, удача! – подумал Токарев и испугался в это поверить. Он откашлялся и скомандовал Ужинскому – корректно, но твердо:

– Из дома – не выходить! Ни в коем случае. Поздно ночью мы проверим все вокруг – тогда выйдете, и мы спокойно все обсудим и подготовим…

Василий Павлович повесил трубку и ошалелыми глазами посмотрел на Тульского:

– Позвонил красавец. Денег хочет. Ну до чего же наглая тварь… Ты понял, Артур, кто позвонил?

Тульский по реакции Токарева и обрывкам его фраз уже начал догадываться, но боялся поверить. Он смотрел на Василия Павловича, и ему казалось, что сердце перестало стучать в груди. Начальник розыска закивал, сам с трудом сдерживая азартную радость:

– Он, он… Ужинский уверен… Поперло, Артурчик. Давай, родной, собирай всех! Свои тары-бары мы потом дотарыбарим…

Тульскому дважды повторять было не нужно – он рванулся выполнять указание начальства, как наскипидаренный. Радостное возбуждение Василия Павловича передалось и Артуру, а от него шло ко всем остальным участникам концессии…

Вот когда пригодились возможности Богуславского по наружке – экстренно поставленный пост наружного наблюдения до ночи отрабатывал адрес Ужинского, и, только когда появилась близкая к стопроцентной уверенность, что его никто не пасет, коммерсанту позвонили, сняли его практически от самого подъезда машиной и доставили в кабинет Токарева, куда внесли почти что на руках. А в кабинете уже собралась почти вся гвардия (без Варшавы и его «коллег», естественно). Надо сказать, что после звонка коммерсанта Василий Павлович практически перестал думать о той информации, которую ему передал ночью Варшава. Потом Токарев об этом очень пожалеет… Но это будет потом. А тогда наркотическое опьянение от предчувствия победы – такой желанной, такой справедливой, – вскружило головы почти всем…

Ужинский, войдя в кабинет, увидел сразу Тульского и Харламова и вздрогнул. Токарев-старший нахмурился и гаркнул Артуру и Степе:

– Выйдите! Оба!

Опера нога за ногу поплелись к выходу, ежесекундно оборачиваясь, как печальные жирафы.

Ужинский протиснулся внутрь кабинета, опасаясь приближаться к своим мучителям. Косясь на них, он нервно спросил Василия Павловича:

– Вы же говорили, что их отправят в Коми, в какой-то Печорск участковыми?

Начальник ОУРа развел руками:

– Посылали – так не берут! Послушайте… вот если бы вашу кровь убили… – вы бы хотели, чтобы кто следствие вел… следователь Знаменский? Вы подумайте, не спешите…

Уловив ушами-локаторами такой поворот разговора, Тульский и Харламов приостановились в дверях и подперли собой косяк – один справа, другой слева. Ужинский несколько раз нервно вздохнул, оглянулся на Артура и Степу (оба сразу надели на рожи пионерское выражение) и, наконец, не выдержав пристального взгляда Василия Павловича, признал:

– Наверное, вы правы… Но ведь они меня не били, а пытали…

– Не! Пытают по-другому, – не согласился Боцман, жуя кусок черного хлеба. – Я вот как-то у отца спросил: «Батя, ведь били же в своем СМЕРШе?» А он: «Что за глупость! Где ты такого начитался? Ну… был случай… привели как-то одного… Ну, фашистская рожа! Питер бомбил, летал штурманом, а – русский сам. Так потом капитан Дрогов кричит, мол, вы бы стенку известкой спрыснули – все ж в крови!» Вот. Тогда – били… А сейчас…

– Хорош! – стукнул ладонью по столу Токарев-старший. – Ужинский, вы же сами понимаете, как важно и нам, и вам, что убийца позвонил. Сейчас нужно отставить все личное в сторону и задержать его. Тогда – поверьте – сядет и не выйдет!

Ужинский вздохнул, но уже примирительно, и сказал тихонько, кивнув на Артура со Степой:

– С такими кадрами он до суда не дотянет…

Василий Павлович открыл было рот, но в этот момент в кабинет влетел Птица – он раньше не мог подтянуться, только-только закруглился на Литейном: