Баба Паня от начала до конца была молчаливым свидетелем этой свары и слышала каждое слово. Надо сказать, что она брезгливо и с неприязнью относилась к людям в милицейской форме, потому что однажды ей пришлось с ними столкнуться напрямую, после смерти сына. Никто из них тогда толком ничего не объяснил ей об обстоятельствах смерти её мальчика, а один капитан даже грубо отпихнул её и наговорил много гадких слов. Так что, мнение об этих органах власти у бабы Пани сложилось твёрдое, и она больше не хотела иметь с представителями этих органов никаких контактов. Один раз даже участкового за порог не впустила; ответила на его вопросы через дверь и пожелала тому сменить работу. А сейчас старушка очень сильно переживала за Максима. Она подумала, что зря он так бойко схлестнулся с этим форменным развратником. «Ведь все возможности есть у этого упыря, чтобы кого угодно наказать, – размышляла она. – Но как же здорово Максимка выставил его дураком. Красиво, чёрт побери!», – восхитилась в душе баба Паня и тут же принялась просить у Господа прощение за «чертыхание».
Маргарита Николаевна отошла от окна и включила на кухне свет. Она не могла ничего слышать, поскольку не открывала даже маленькой форточки, но сцена во дворе её немого тронула. Милицейская машина. Какие-то мужчины чуть не подрались. Она не ожидала, что в этом доме могут вспыхивать такие безобразные страсти.
Светлана Александровна заметила, что сын возвращается в подъёзд, и повела Милу на площадку к своей квартире, где Максим к ним и примкнул.
– Максим, чего он от тебя хочет? – с волнением обратилась Добротова.
– А что хочет от нас всех власть имущая, тёть Мил? – отвечал он бодро, но с нескрываемым раздражением. – Она желает, чтобы мы были глухонемыми и, желательно ещё, незрячими. Вы разве не видите, как мы им мешаем править государством.
– Зачем ты это сделал? – тихим голосом спросила мать, когда он немного успокоился.
– Не знаю, мам, – пожал плечами Макс, – но такого беспредела не должно быть рядом с простыми людьми.
– Ну, а чего ты добился, унизив этого полковника? – продолжала она расспрашивать так же негромко и невозмутимо.
– Мам, не повышай это г…о в звании. Хотя, если бы он был и генералом, я поступил бы точно так же. А кто ещё посмеет напомнить этой зажравшейся морде, что в обществе, как ни странно, существуют нормы приличия и уважения?
– Вот ты и посмел, – вздохнула расстроенная Светлана Александровна и прибавила: – Посмотрим, что теперь будет.
Михаил Анатольевич предположил, что обречённый хам уже скрылся в своей квартире, поэтому очень удивился и даже напугался, когда, войдя в подъезд, увидел перед собой целую компанию. Кряхтением и какими-то невнятными жестами, он дал понять, что ему необходимо пройти. А когда его пропустили, и он поднялся по лестнице на свой этаж, то он тут же, всем оставшимся внизу, выдал предупреждение:
– И не вздумайте прямо сейчас отправить этого…, почти уже зека, в бега. Дороже встанет.
Максим хотел пошутить насчёт того: «у кого – что встанет», но сдержался при женщинах, и к тому же почувствовал какой-то горелый запах.
– Это опалённый хвост беса так попахивает, или дом горит? – спросил он, демонстративно принюхиваясь.
– О, боже! Мясо сгорело! – вскричала Мила Алексеевна и бросилась по лестнице наверх к себе, но в пролёте между этажами задержалась, дожидаясь, когда подымится грозный заезжий сосед.
Жмыхов проводил усталым взглядом странную дамочку, немного повозился с ключом, открыл дверь своей квартирки и, не по привычке, как это всегда происходило, а с яростным желанием бросился к холодильнику и достал початую бутылку водки. Не утруждая себя поиском стакана, он прямо из горла сделал несколько больших глотков, прошёл с бутылкой в комнату и плюхнулся спиной на застеленную кровать.
Подобного сумасшедшего, тяжёлого, отвратительного и даже омерзительного вечера Михаил Анатольевич не смог припомнить в своей солидной, размеренной и укомплектованной по всем параметрам жизни.
– Но ничего, ничего, через несколько минут всё будет кончено, – смотрел он в потолок и рассуждал вслух. – Эти черви по достоинству оценят, на что я способен, и увидят мой триумф. И этот главный червяк согнётся передо мной, и будет молить о пощаде. Вот, сволочь. Как только земля таких держит? Такой грязи навалить на заслуженного человека, …даже мундира не постеснялся. Да этот гадёныш и грамма не сделал из того, что сделал я для общества. Но я тебе устрою…. Нет, такого прощать нельзя.
Вслед за этими словами Михаил Анатольевич приподнялся и сделал ещё один мощный глоток из бутылки.