Туман

Группа в тёмных камуфляжных формах остановилась у микроавтобуса, и те двое, что придерживали Максима за плечи, развернули задержанного и подвели его к подполковнику. Михаил Анатольевич с очень неприятной улыбочкой, в которой выражалось всё его хищное торжество, разглядывал непроницаемое лицо арестованного. Потом он мельком взглянул на подъездную дверь и, убедившись, что пожилая мамаша ещё не вышла, всадил свой кулак под рёбра Максиму. Тот, не издав ни звука, слегка обвис на руках у спецназовцев, но очень быстро пришёл в себя, снова выпрямился и одарил Жмыхова улыбкой, которая больше напоминала сочувствующую усмешку.

Валентин Егоров непроизвольно сжал правую руку в кулак и до боли прикусил свою нижнюю губу. Валентин Владимирович понимал, что в такой ситуации он не имел права молчать, а потому шагнул к Жмыхову и заявил:

– Михаил Анатольевич, вы поступили сейчас очень подленько.

Жмыхов с демонстративной неохотой повернулся к нему, как бы показывая, что привлечённое внимание подполковника – это не больше, чем снисхождение, и спросил:

– Хочешь вместе с ним отправиться, как сообщник?

– Охотно. Но лучше вместо него, – ответил Валентин, и заслужил от Максима благодарный взгляд полный дружеского признания.

Только теперь из подъезда вышла Светлана Александровна в сопровождении Милы Добротовой. Обе женщины не выглядели взволнованными или какими-то расстроенными, а Зиновьева и вовсе держала королевскую осанку. Они не стали никуда проходить дальше и встали возле двери под фонарём, словно преграждая путь в подъезд.

– Гражданочки, ну что вы как на распродажу тут выстроились. Пройдите в свои квартиры, – выступил мужчина в штатском костюме, который до этого записывал что-то в чёрную папку. – Мы здесь работаем, а не концертом вас развлекаем. Вас, гражданин это тоже касается, – обратился он к Егорову, а потом прикрикнул в сторону тёмной беседки: – И вы бабушка пройдите в дом. Поздно уже, не дай бог, затеряетесь.

– О себе побеспокойся, – еле слышно донеслось из темноты, где баба Паня с глубоким возмущением наблюдала за этим беспределом.

– Ну, чего встали? – прикрикнул человек с папкой теперь на бойцов. – Грузите уже этого, от греха подальше.

Максима заволокли в чёрную машину, а распорядитель в штатском подошёл к Жмыхову и спросил:

– Вы за нами в город, Михаил Анатольевич?

– Да, ты что? В таком виде? – даже напугался от такой мысли Жмыхов. – Я здесь до утра останусь. Ах, да. Машину надо отпустить, – вспомнил он про старшину, но обратился опять к мужчине с папкой: – Ты с Серёжи показания сними, а я утречком приеду в управление и всё подробненько изложу на бумаге, как всё было. Но в общих чертах, я надеюсь, ты понял, что произошло. Нападение на старшего офицера милиции, причём, находящего… щегося при форме, – с трудом выговорил Михаил Анатольевич, посмотрел на свои шлёпанцы и оживлённо напомнил: – И про оружие не забудь.

– Да, понял я, – с болезненной ужимкой на лице ответил тот, сунул папку подмышку и сказал: – Поеду я, а то эти тётки своими глазищами на мне уже дыры прожигают. Протокол задержания составлю у себя, а заодно и Серёжу вашего расспрошу. А с вас завтра заявление.

Они ударили по рукам, и человек в штатском отправился в чёрный микроавтобус, а Михаил Анатольевич торопливыми жестами дал понять своему водителю, чтобы тот садился в машину и ехал за спецгруппой.

Старшина Сергей нехотя отходил от Валентина Егорова и тихо через плечо сказал ему:

– Вы только глупостей здесь не наделайте.

Машины одна за другой покинули двор, но никто из оставшихся людей не спешил расходиться, за исключением, разумеется, Михаила Анатольевича. Наглого агрессора увезли в наручниках, и Жмыхов чувствовал себя теперь в безопасности. Доходягу соседа со второго подъезда он не боялся, а тёток и подавно, но стоять здесь с ними и выслушивать их сопливые упрёки в свой адрес он не собирался. И подполковник даже задался вопросом: «А чего они такие тихие? – но тут же сам и снял этот вопрос с повестки: – А, ну, их, к чертям собачьим. Пойду я лучше приму дозу на сон грядущий».

И втянув (как это только было возможно) в себя живот, он направился в свой подъезд.

– Постойте полковник, – остановила его ледяным голосом Светлана Александровна.

От такого тона Жмыхов послушно остановился перед ней, но, быстро напомнив себе, кто он такой, наполнил себя высокомерием и приготовился слушать, как эта старуха будет доказывать его неправоту, чтобы защитить своего сынка, которому уже никто не поможет. Михаил Анатольевич даже решил, что сам ей сейчас расскажет, как надо воспитывать детей, чтобы они не становились такими мерзавцами, и уже было придумал с чего начать, но осёкся, встретившись с её взглядом. Глаза Зиновьевой выразительно излучали холодное призрение, от которого Жмыхову стало немного не по себе, и он даже ощутил болезненное жжение в висках.