Читаем Туман полностью

Осмотр показал, что припухлостей нет, и мать чувствует себя хорошо. На шов положила вываренный в кипятке небольшой кусок полотна, смазанный мёдом. Для отвлечения внимания, ей принесли спящего младенца. Он тихо посапывал на руках.

Этот благостный момент и выбрал доктор, чтобы ввалиться в покои, ведя за собой сонного хозяина, как моральную поддержку.

– Доброе утро Николай Андреевич. Пришли навестить супругу и сына? – я старательно игнорировала «коллегу».

– Госпожа баронесса, – лицо эскулапа скривилось, когда он это услышал, – доброе утро! Я так вам благодарен за спасение моей жены и сына. Je ne sais pas comment t'exprimer ma gratitude! (*Не знаю, как выразить Вам свою благодарность!)

– Ну что вы, господин Славинский. Это мой христианский долг…

– Мадмуазель Луиза, вот тут Арнольд Викторович хотел бы осмотреть Лизоньку. Но как мне сказали, вы противитесь. Не могли бы объяснить причину?

– Всё очень просто Николай Андреевич. Я не могу допустить, чтобы к моей пациентке, после операции, подходили, не вымыв рук. Это может вызвать сепсис. И пока уважаемый доктор не воспользуется водой и мылом, я не позволю прикоснуться к вашей жене.

Препирания заняли немного времени. Было приятно видеть ошеломлённое выражение лица врача, когда он рассматривал шов.

– Вы сделали caesarea sectio (*кесарево сечение)?

Пришлось рассказать ему о проделанной операции и то, что гистерэктомия46 так и не состоялась, что его очень удивило. Потребовалось объяснять ему теорию Пастера, которая привела его в восторг. Но претензии, тем не менее, у него остались. Без разрешения Медицинского совета я не имела права практиковать. Да и диплома предъявить не могла. В крайнем случае, мне, как иностранке, грозила высылка.

На возникший вопрос о моём образовании пришлась, кстати, заранее придуманная история. Чтобы объяснить многие свои знания, рассказала, что была вольным слушателем в Гёттингенском университете47, а также имела практику в тамошней академической больнице, под началом Карла Густава Гимли48.

Немало впечатлённый Арнольд Викторович предложил мне поработать в губернской врачебной управе, предварительно сдав экзамен на повитуху. Отказалась… с трудом удержавшись от язвительных замечаний.

– Хотя, – со смехом предложил мне, заметивший это доктор, – вы можете поехать в Медико-Хирургическую академию и сдать экзамен там. На врача. Вот Виллие49 посмеётся…

Несколько дней я провела в семействе Славинских. Хотела убедиться, что осложнений не случится.

Вечером следующего дня после родов, Екатерина Петровна нанесла визит счастливым родителям, а также, как думаю, хотела убедиться, что мои действия не привели к непоправимым последствиям. Хотя, при этом, радость она выражала очень душевно. Думаю, наличие живых, как матери, так и дитя примирило её с моими нетривиальными умениями.

<p>Глава 13</p>

Домой я возвращалась с двоякими чувствами. С одной стороны, была особенная радость, что первая операция, которую я провела самостоятельно – удалась. Роженица жива, и даже идет на поправку. Уезжая, оставила строгие рекомендации, как служанкам, так и самому хозяину. Запуганный мною возможными осложнениями, Николай Андреевич обещал следить за их неукоснительными исполнениями.

С другой стороны, необходима экзаменация. Нет, в себе я была абсолютно уверена, дядя учил меня на совесть. Просто… боюсь многие мои знания, идут в разрез с тем, что считается правильным в 1811-м. Поэтому предвижу возможные препоны к желаемому документу.

Но всё по порядку. Сначала нужно получить обещанный паспорт.

Мария встретила меня так, будто была я на военных действиях, а отсутствовала минимум год. Объятья, вздохи, ахи, поздравления. Ну а за обедом меня ждал подробный пересказ последних сплетен. Особенное место занимало повествование о субботнем вечере, на котором присутствовать так и не довелось.

Выслушала историю того, как Екатерина Петровна «истязала» Павла Матвеевича за чаем. Честно говоря, приятного в этом оказалось мало. Как-то даже не ожидала, что подобное вызовет только раздражение. Пришлось себе признаться, я к нему очень пристрастна. В своей судьбе он не виновен и мои обвинения в смерти дедушки совершенно излишни. Извиняться конечно не буду… но…

Следующим утром на завтрак к нам вновь пожаловал гость. Довольно неожиданный. В этот раз нас навестил Витольд Христианович Недзвецкий.

Его приезд объяснился очень просто – он привёз мой паспорт. Это оказалось для меня довольно радостным событием, особенно в свете моих планов. Вызывало недоумение, почему «курьером» оказался именно он?

Но… как выяснилось, у посетителя был ко мне занимательный разговор, который он и начал, согласившись разделить с нами завтрак.

– Госпожа баронесса, премного наслышан о ваших успехах на поприще родовспоможения.

– Спасибо, Витольд Христианович. Не думала, что уже даже в городе об этом известно.

– Но вы понимаете, у вас образовалась небольшая проблема…

– Разрешение. – мой вздох, кажется, нёс всю тяжесть мира.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза