Читаем Туман полностью

– Так и думал, что вы уже в первый же день найдёте для себя занятие, – усмехнулся господин Недзвецкий, – Ваше высокоблагородие, я могу похитить у вас старшего ученика лекаря? – обратился он к майору, – У нас в повивальном доме настоящая la révolution. Супруг роженицы не даёт господину Лаппо провести операцию. Вбил в голову, что раз госпожа баронесса однажды смогла спасти «истеру»110, то и они ни на что другое не согласны.

При этом он так забавно сложил руки в шутливом молитвенном жесте, что господин Сушинский рассмеялся и кивнул. Мне же хотелось хоть немного отдохнуть, но… вместо этого отправилась приводить себя в порядок и собираться.

Аристарх Петрович был крайне недоволен тем, что мне вместо чая и покоя приходится куда-то уезжать, так что всё это время я слышала их негромкое переругивание. Егор тоже сердито сопел, помогая мне укладывать очищенный фартук, который наверняка ещё сегодня пригодится.

Лица в коридоре были уже не заинтересованные, а скорее удивлённые. Солдаты тихо переговаривались, провожая меня взглядом. Моё же внимание привлёк младший чин со странно перевязанной рукой. Она была в неестественном положении и явно причиняла дискомфорт. Как я его пропустила? Остановившись, ощупала его конечность и, повернувшись к Семёну Матвеевичу, безапелляционно заявила:

– Кость нужно сломать и собрать заново, это никуда не годиться!

<p>Глава 23</p>

Вокруг начались возмущенные перешёптывания.

– Да как жеж так, братушки. Зачем жеж измываться так, над болезным? – запричитал рядом с покалеченным нижним чином другой солдат с перевязанной головой, но выглядел он вполне подвижным.

– Тебе его так жалко, – резко обернулась я к «возмутителю», – что ты готов его калекою на всю жизнь оставить?

– Ну, дык он и так убогим стал. А вы ж ещё и поизмываться над ним желаете!

– С чего ты взял это? – спросила с удивлением.

Мужик смутился, но подбадриваемый стоящими вокруг солдатами продолжил:

– Так дык вы ж опять ему руку ломать хотите, только-только ж зажила.

Со всех сторон начались шепотки, что слышали они, будто есть такие барышни, кровушкой питаются, да изводят много простого люда для этого. Особливо за границею.

– Послушай милейший, – усиленно пыталась оставаться спокойной, – ты видишь, в каком состоянии у него рука? – тот кивнул. – Если всё оставить как есть, он увечным останется на всю жизнь, так как кость его неправильно срослась, видно в дороге сместилась. А я смогу её заново сложить – правильно! Но для этого нужно криво соединившееся, сломать.

Повернулась к обсуждаемому нижнему чину и уточнила.

– Как ты желаешь? Калекою на всю жизнь остаться, потому более ни к какому занятию способен не будешь. Либо потерпеть немного и работающую руку иметь?

Тот немного подумал и, кивнув, довольно спокойно ответил:

– Вы барышня, ежели, как прежне руку возвернёте, то оно конечно потерпеть можно.

– Семён Матвеевич, надеюсь, мы сможем сделать это завтра?

– Конечно, – ответил господин Сушинский, – жду вас с утра.

Всю дорогу до повивального дома Витольд Христианович хранил молчание. Да и тяжело поддерживать разговор, когда собеседник сидит, закрыв глаза. Я предпочла хоть немного отдохнуть во время поездки.

Видно, из-за нахлынувшей обиды, накатила какая-то странная отрешённость. Всё происходящее не вызывало трепета или интереса. Сaesarea sectio111 прошло даже можно сказать как-то буднично, если не считать, что оба господина: Недзвецкий и Лаппо мне ассистировали. Арнольда Викторовича особо поразило моё спокойствие. В какой-то момент я услышала его обращение к Витольду Христиановичу, «интересно, сколько таких операций она уже делала, её холодность поражает». Странно, даже улыбнуться не хотелось.

Хотя… немного грело душу то, что акушер не забыл нашего первого общения. Перед операцией без моего напоминания нам подали воду и мыло. А все инструменты были особым образом обработаны в хлорной извести.

Господин Недзвецкий не был удивлён подобным, значит, уже просвещён заранее. Поразительно, но губернские врачи с удовольствием перенимали нововведения и знания, в отличие от столичных академиков.

Оставив уже знакомые господину Лаппо рекомендации, поспешила домой. Первый рабочий день вымотал, оставив какое-то неприятное послевкусие. Дома встречали радостно и даже как-то торжественно. Решив не портить им настроение, старалась улыбаться. Но сославшись на усталость, быстро ушла в свою комнату. Надеюсь, хороший сон смоет всё недоброе.

С утра в госпитале перед входом, меня ожидала стайка барышень от шестнадцати до двадцати лет от роду. Сопровождал эту чудную группу молодой человек из присутствия. Посланнику господина Исупова следовало проследить за исполнением поручения. Подбежав ко мне, он поздоровался и напомнил, что нас знакомили на маскараде. Увидев мой кивок продолжил:

– Я с удовольствием представлю Вам отобранных барышень.

– На улице довольно прохладно. Давайте не будем морозить девушек. Сейчас мы войдём, надеюсь, нам предоставят комнату, в которой и познакомимся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза