Туман и гроза (СИ)

Заднего хода уже нет.

— Но мне надо знать, на чьей стороне Орден? Чего они хотят?

— Вообще они сами по себе. У них какие-то свои замыслы, я не совсем…

— Да хватит уже юлить!

Даня вздыхает и тянется к бутылке с джином, щедро наливая себе порцию. Пьёт без остановки, до дна, а потом долго сидит, зажмурив глаза, как перед шагом в бездну.

— Мы — Орден — уже давно думаем о том, чтобы закрыть мир теней. Навсегда. И для этого нужно очень много магии и много стражей. Но никогда, повторю, никогда я не хотел, чтобы погибла Сара или Кирилл. Разве что ты, Николай. Но Григорьев… да, это чертовская помеха. Для всех.

Николай даже не удивлён.

Только садится напротив и, глянув на часы, подводит итог:

— У тебя есть час до того момента, пока здесь соберутся стражи. Рассказывай.

========== -33- ==========

Когда умирает маг, его магия тухнет и исчезает.

Ходят легенды, что некоторые стражи становятся скитальцами в мире теней, вечными и зыбкими, подобно тем теням, которые не вредят, а просто существуют.

Другие же просто исчезают, не оставляя ничего после себя.

Марк видел не одну смерть — как стражей, так и магов, и простых людей. Каждый раз он хотел бы ошибиться, запустив, как волшебник в какой-нибудь сказке, обратно механизм из клеток, крови, нервов и мышц.

Каждый раз это было невозможно, как и сейчас.

Но всё-таки Марка смущает состояние Кирилла.

Тогда, в полях, он пытался снова и снова запустить сердце, которое будто замерло при отсутствии каких-либо других повреждений. Ничего. Тишина.

По возвращении Марк в первую очередь распорядился подключить Кирилла к аппаратам поддержания жизнедеятельности — на всякий случай.

Потому что что-то было не так.

Остановка дыхания, отсутствие пульса, полная остановка кровообращения — все признаки клинической смерти налицо. Стоило же начать проводить реанимационные мероприятия — летело всё. Ломались приборы, взлетали и падали показатели.

Как и все приборы для констатации смерти мозга. Марк не мог дать точный ответ — что случилось. Он сам не понимал.

Зрачки не реагировали на свет, но сохранялись сокращения мышц.

Марку нужно было время. Ему казалось, что Кирилл как бы… замер. В каком-то переходном состоянии, с каким он сам ещё ни разу не сталкивался, а уж со стражами чего только ни случалось.

Но, как врач, он понимал, — в любом случае времени крайне мало. Уже прошло больше суток, повреждения мозга могут быть необратимы.

Марк позволил себе короткую передышку, а теперь спешит обратно в палату к своему пациенту, за которого будет сражаться до последнего.

Всё здание как следует тряхнуло, а сквозь стены просачиваются тонкие тени – атака на Службу. Видимо, их ощутили все остальные пациенты, и теперь распахиваются двери палат. Марк даже не успевает придумать, что делать с Кириллом, запертым в обмотке проводов и в палате, потому что теперь ему надо провести эвакуацию других. Тех, кто точно жив.

***

Он слышит пронзительные гудки машин и всё, что чувствует — холод и сырость.

Спина упирается в каменную шершавую стену здания, штаны намокли от дождя, как и рубашка, неприятно облепившая тело.

Он точно не помнит, но, кажется, так голова у него ещё никогда не болела.

Мутный мир плывёт перед глазами, а простой шаг вперёд похож на целую битву с одеревеневшими мышцами и самим собой. Что-то мелькает в голове, смутные образы, обрывки фраз. Ему точно куда-то нужно идти, только подождать, пока перестанет так мутить.

Холодно. Очень холодно — от дождя, от тонкой ткани одежды, но даже не это главное, а нечто внутри, высасывающее всё тепло.

— Вам плохо?

Рядом неясный силуэт какого-то парня, изо рта у которого идёт дым. Кажется, он так тоже может. Мог. А сейчас что?

— Я… да. Всё как в тумане.

— Знакомо, я тоже в прошлые выходные перебрал немного. Тебя, может, проводить куда-то? Или позвонить кому-нибудь?

— Кажется… у меня даже телефона нет. Ни черта не помню.

— У, совсем хреново! Видимо, вечеринка удалась на славу! Да тебя трясёт всего. Может, скорую вызвать?

— Мне просто надо согреться.

— Идём, я тебя хоть чаем напою.

Ему это всё кажется подозрительным и странным, и он хочет отказаться, вот только лёгкий озноб и вымокшая одежда не добавляют решимости. Всё равно он далеко не уйдёт в таком состоянии, а мокнуть под дождём без денег, памяти и связи то ещё развлечение.

Парень, верно поняв его колебания, с охотой поясняет:

— Меня брат часто из таких переделок вытаскивал. Он всегда говорит, что порой каждому нужна кружка горячего чая.

И эти слова отзываются какими-то далёкими знакомыми интонациями, точно никак не связанными с приветливым парнем, который докуривает глубокой затяжкой сигарету и машет в сторону одного из многих кафе.

Кажется, они где-то в центре города — неподалеку виднеется набережная, а на тёмной воде реки рябь от порывистого ветра, швыряющего в лицо холодный дождь. Как в такую погоду без куртки? Левая рука неприятно жжётся, и он видит, что на слегка сморщенной коже запястья закорючки и явный рисунок.

Как подживающий ожог.