Ей сразу стала неприятна эта группа. Эрик, вечно цепляющийся за рукав, бесцеремонная Инесса, которая сначала грузила молодого парня, потом подобострастно начала лебезить перед не очень опрятной женщиной в кимоно. Боже мой, как можно так относиться к кимоно? Зачем его носить постоянно без какой-либо причины? А вечно веселый американец, беспрестанно травящий сомнительные анекдоты? Что это за люди? Зачем им Япония? Молодой парень, совершенно бесполезно влюбленный в странную девицу, не достойную его. Дочка, не разговаривающая с папой. Две Маргариты на одну группу. Абсурд! Манерная дама из Канады, каждый день выходящая из гостиничного номера, как из косметического салона. Ни к селу, ни к городу. И главный вопрос. Что она сама здесь делает? Тема ее научной работы «Влияние японского искусства на европейское». Иногда она сбивалась в своих автобусных историях на японскую живопись, ценность в этой связи Утагавы Хиросигэ и Китагавы Утамаро. И видела, как мгновенно засыпают пассажиры. Тут никому ничего не надо. Только импозантный Коновалов ее слушает внимательно и очень сосредоточенно. Он слушает, а жена его суетится. Смотрит не в окно, а на пассажиров. Поездка заканчивается, но она не нашла ее смысл. Как жаль. Но, впрочем, пара приятная. Очень приятная пара.
Да, им интересно про лес. Кому-то из них особенно. Кому? Она не может опередить, но чувствует, что он рядом. Идет волна от кого-то в автобусе. Волна страха и решимости. Если он окажется рядом с лесом, он войдет. А этого допускать нельзя. Она в свое время сюда вошла. И провела здесь три своих самых страшных дня. Она тогда разочаровалась в жизни, в своих идеях. И в себе. Ее нашли с сильнейшим переохлаждением, как итог, двухстороннее воспаление легких, с психоаналитиком она общается до сих пор. Лес ей не помог никак. Помогла японская живопись, японская природа, она помогла себе сама. Но точно не лес.
– А ты бы хотел прогуляться по этому лесу?
Матвей опять удивился самому себе. Услышав какую-нибудь очередную гадость от этой странной девушки, он каждый раз давал себе слово, что больше не будет с ней общаться. По деревне она гордо вышагивала одна, демонстративно фотографируя на айфон, а он смотрел на нее с другого берега реки и думал: гадина. Она ведь просто мерзкая гадина.
За обедом в японском стиле гадина села с Эриком, а не с ним. Ну, понятное дело, превосходный выбор. Он же из Америки. Всю дорогу про какие-то свои яхты рассказывает. Да, они все про что-то рассказывают. Эрик про яхты, Петрович про улицу, где они живут, и про богатых соседей. Странно, что не про себя, но, наверное, там очень важно, кто соседи. Он, например, не знает, кто у них соседи. Ему плевать. И родители его наверняка не знают. Ну, живет там кто-то за стенкой. Хотя разве у них по-другому? Он не знает, кто живет у него за стенкой, потому что это никому не известный дядя Вася. А если бы жил Дима Билан, он бы точно знал. Петрович, похоже, тоже не живет в одном доме со Сталлоне. Что-то он совсем отвлекся. А про что еще думать, не про эту же плесень, которую они едят уже целую неделю? Нет минуты свободной, чтобы заскочить в супермаркет и купить что-нибудь съедобное.
А в автобусе «здрасьте, пожалуйста»:
– Ты позволишь?
Именно таким елейным голоском. И Матвей тут же убрал свою сумку? Правда, не уступил место у окна, не повернул головы и наушники снимать не стал. Но сразу же почувствовал неимоверное облегчение. Она здесь, она рядом. И вот даже за рукав его теребит.
Как же хорошо, когда никто не ругается, когда все друг с другом в мире. Матвей патологически не любил ругаться. Всегда расстраивался, когда мама дулась на него. Очень и очень обидчивая мама. Он видел, отцу тоже доставалось. Но отец подошел, поцеловал, мама тут же вытерла слезы и повисла у отца на шее, а тот часто и мелко начинал целовать ее щеки. А что было делать Матвею? И вот он ходил за ней и канючил:
– Ну ты чего? Да ладно тебе! Ну, подумаешь! Обиделась, да? Вот прям обиделась?
Он тоже хотел ее обнять и поцеловать, как отец, но изо всех сил пытался изображать из себя мужчину. Поэтому и с извинениями тянул. Она ждала, он ныл. Такой матч-реванш, кто кого. Он сдавался:
– Ну прости! Ну прошу тебя.
А дальше шел глубокий вздох, и мама притягивала сына к себе. Он упирался головой в ее грудь, она ерошила его волосы и тоже мелко и часто целовала его макушку, а он обеими руками обхватывал ее за талию. И в жизни наступало счастье. Счастье – это когда на тебя никто не обижается, когда все тебя любят и когда ты понимаешь, что тут вообще происходит.
С Марго было непонятно, что происходит. Кто она такая и что ей от него надо? А ему что от нее надо? На фига все это? И все же она села рядом, дала ему понять, что сейчас они опять вместе. И интересы у них общие, что она готова делиться с ним личным, и он тут же растаял. От Марго исходила непонятная магия. Только если она сама этого хотела. И только. Как бутон цветка. К примеру, тюльпан.