Туман над прудом

Дверь была распахнута. Девушки уже не было. Решив, что она зашла внутрь, Дима вбежал туда, на ходу придумывая, как бы правильно сформулировать вопрос. Сразу с порога он начал:

– Профессор!.. – но тут же осекся.

Аудитория была пуста. Ни девушки-блондинки в черно-белой паре, ни седого профессора в очках. На какое-то мгновение Диме показалось, что за шторой кто-то стоит. Он шагнул туда, распахнул ткань, но не увидел ничего, кроме темнеющего неба и широкой улицы за окном.

Всего за пару минут профессор и его молодая помощница бесследно исчезли.

Дима шел по улице к набережной, где его уже наверняка ждали ребята. Солнце клонилось к закату. Взгляд его блуждал бесцельно по окнам и вывескам на домах, мимо которых он проходил.

В его душе не остыло до конца волнение после произошедших событий, поэтому так резко остановился он возле большого административного здания, над главным входом которого значилось: «Государственная инспекция труда». Ему вспомнились лозунги, заученные еще на таких нелюбимых уроках истории в школе: «Мир! Труд! Май!»

– Свобода, равенство, братство… – произнес он едва слышно.

В смятении он пошел дальше, но не успел пересечь и нескольких улиц, как на пути у него вырос огромный Свято-Михайловский собор, сияющий золотом в заходящем солнце. Рядом с ним притаился небольшой обелиск. Он не был уже таким монументальным, но облик свой с годами все же сохранил. Белый холодный камень и список имен тех, кто пал жертвой в годы революции.

Дима почувствовал, как его бросило в холод, а затем щеки запылали жаром. Словно очутившись снова в том страшном сне, он осторожным шагом приблизился к монументу и коснулся его пальцами. Ему вдруг показалось, что опять сгущается вокруг туман, что он окружает и сковывает его.

Он сделал шаг назад и глубоко вздохнул. Вспомнились слова профессора: «История – часть Вашей жизни… Прошлое реально. Оно вокруг нас».

Прошлое было прямо перед ним, белым обелиском тянулось в небо, крепко сдерживаемое землей, не способное упорхнуть и развеяться. Он ощущал его теперь как никогда прежде.

Шумели улицы, звучали голоса самых обычных людей, а Дима слышал, как ликуют они от счастья и как кричат от боли. Он продолжил свой путь, но теперь взгляд его уже не блуждал бесцельно по сторонам. Он искал и находил символы прошлого. Они были повсюду.

Привратник

Город очень преобразился за революционные годы, и в первую очередь не столько внешне, сколько внутренне. Все в нем поменялось: мнение, отношение, мораль. То, что было правильным двадцать лет назад, стало неправильным, а то, за что тогда могли бы осудить и даже жестоко наказать, сегодня стало поощряться и награждаться.

Кажется, все к этому и вело. Народ давно уже был настроен на подобные преобразования. Многие приняли их с легкостью, преподнося для себя как становление на путь истинный. Многие же так и не смогли смириться: восставали, протестовали, сбегали. Были и такие, кто понимал неизбежность перемен и пытался лишь подстроиться, научиться жить заново.

К числу таких людей принадлежал Саша, который спешил сейчас к недавно построенному зданию КОРа. Неделю назад ему предложили стать членом местного литературного кружка. Отказывать он не стал, но сильно сомневался, что членство его продолжится долгое время. Стихи он писал в основном о природе, в то время как нынешний день диктовал другие темы: наставительно рекомендовалось как можно больше писать о том, как чудесно быть коммунистом и жить в советском государстве. В противном случае, не слыша каждый день политических лозунгов и не видя плакатов Великого Вождя, народ мог бы засомневаться в правильности сделанного выбора и, не остыв еще от одного восстания, с не меньшей горячностью начать другое.

Саша не очень любил политику. Он был молод, имел натуру романтичную, творческую, хотел видеть красоту и вдохновляющие пейзажи, а политика была далека от подобного. В ее арсенале были совершенно другие эпитеты: не красивый, а вызывающий доверие граждан; не вдохновляющий, а агитирующий; не творческий, а продуманный и несущий определенный политический смысл. Все это только отталкивало молодого человека.

Поэтому он не знал точно, чего ждать от своего нового занятия. Нужно было как-то приживаться в этом преобразившемся мире, но сделать это было очень трудно. Новый город казался Саше потерянным, мрачным, избитым, лишенным внутренней красоты. Конечно, планы по улучшению архитектуры, мощению улиц, постройке домов были и уже даже постепенно выполнялись, но пока что целостности во всем этом Саша не видел. И это угнетало его.

Революционные годы пришлись как раз на то время, когда он был подростком. Недорослем, который только-только осознал, что детство имеет конец и пора подумать о том, кем он хочет стать в будущем. Но что тут придумаешь, когда вокруг творится идейный хаос, когда не понятно, кто прав, а кто виноват? Сломанные мальчишеские представления о мире так и не срослись в целостный, крепкий моральный стержень взрослого.