Туман над прудом

– Да, – кивнул старик, – пожалуй, там и видел. Фамилия у тебя очень интересная.

– Дерябина? Ну да, – улыбнулась я. – Так уж вышло.

– Небось, от самих основателей города род твой идет, – не то спросил, не то утвердительно произнес он.

– Кто знает, – пожала плечами я.

Никогда не интересовалась родословной больше, чем это было необходимо для того, чтобы не забывать свои корни. Знаю, что папина семья прибыла сюда с севера, а у мамы в роду все были коренными жителями, не считая самых первых поселенцев-рабочих, которых отправили трудиться на новенький завод во благо страны. Никто из них особенно выдающимися людьми не был. Разве только дед, Василий Викторович Дерябин, имел высокое воинское звание и занимал почетное место в определенных кругах.

Мысли о дедушке вызывали у меня улыбку. Нам не так много удалось пообщаться, но я помню, с каким упоением слушала его истории о собственных и чужих воинских подвигах, об охоте и рыбалке, которыми он увлекался. Помню, как мерила его обшитый погонами пиджак, как просила подержать в руках старый серебряный портсигар, на котором был изображен охотник и вырезаны инициалы деда. Помню, как он катал меня на плечах, а я сидела, свесив ножки, и наслаждалась сахарной ватой… Добрые истории и пара фотографий – вот все, что осталось у меня от деда. Форма давно висела в музее, куда пропал портсигар – неизвестно. Я была рада, что сумела сохранить хотя бы воспоминания.

Мы некоторое время постояли молча, глядя на мирно плавающие лодки и чаек, мечущихся туда-сюда в поисках еды. Затем старичок все тем же добродушным тоном сказал:

– Да, громадина.

Сначала я подумала, что он говорит про огромную трубу завода, похожую на очень толстую высотку. Но взгляд его был устремлен совсем не туда.

– Пруд? – уточнила я.

– Пруд, – кивнул он. – Громадина. Сколько труда в него было вложено, сколько историй было ему посвящено, сколько тайн в нем сокрыто…

– Тайн? – переспросила я.

– Тайн.

Я с любопытством ждала продолжения, глядя на старика. Тот явно был доволен, что у него нашлась благодарная слушательница. Он не смотрел на меня, но я видела, как в глазах его заиграли радостные искорки. Выдержав картинную паузу, он продолжил говорить, так искусно складывая слова в предложения, словно рассказывал все это уже тысячи раз.

– Пруд этот существует почти с самого основания города. Каждый, кто живет здесь, должен знать его историю хотя бы поверхностно. Вот ты, например, знаешь?

Он посмотрел на меня, слегка склонив голову, как учитель.

– Немного знаю, – ответила я, не вдаваясь в подробности.

Конечно, запомнить все факты, цифры, даты было сложно, но когда, для чего и как был создан пруд, я все же знала.

Старичка мой ответ вполне удовлетворил. Он кивнул, снова обратил взгляд вдаль и продолжил:

– Говорят, в воде заключена особенная сила: она умеет помнить. Один стакан воды может уместить в себя чье-то счастье или чье-то проклятье, если правильно суметь их передать. Представляешь, сколько всего способна уместить в себе вот эта громадина? Этот огромный пруд? – Тонкой, сморщенной рукой он указал на дальние берега, которые отсюда было едва видно из-за легкой дымки. – Чтобы создать это чудо, множество людей трудились годы. Сложно вообразить, сколько сил, сколько эмоций, чувств, слов было вложено в это творение! Сколько пруд видел, сколько слышал, сколько историй впитал в себя за все время своего существования! Сколько всего хранится в омутах его памяти. Вообрази…

Он замолк на некоторое время, то ли сам погрузившись в мысли, то ли предлагая мне немного обдумать его слова. Мне несложно было понять его. Я всегда была открыта для новых идей, позволяющих расширять горизонты сознания.

Сейчас, глядя на этот пруд, я не могла не верить словам старика. Все казалось правильным. Естественные океаны, моря, озера, сотворенные природой, прекрасны, но в них отсутствует нечто особенное, что есть у водоемов, созданных людским трудом. Какая-то историческая память, которая бывает, например, у старых городов. Как призраки бродят по древним улочкам Праги или Сиены, так и тени воспоминаний дремлют в глубинах вод, когда-то залитых в котлован.

– Что же он может хранить? – спросила я старика, увлекшись его повествованием.

Он снова улыбнулся, увидев теперь во мне не только благодарного слушателя, но и интересного собеседника.

– Мысли, – ответил старик, – идеи, воспоминания. Стоит вглядеться поглубже и довериться своему сердцу, и ты увидишь, как блики складываются в образы, а рябь – в слова. Пруд хранит многое в своих водах. И это могут быть не только неосязаемые миражи, но и что-то материальное…

– Как орел? – спросила я.

– Какой орел? – удивился старик.

– Ну, тот, которого сто лет назад сбросили с заводской башни… Он до сих пор, кажется, лежит на дне.

Старик кивнул.

– Пожалуй, как орел. Пруд однажды забрал его и хранит теперь в своих водах.

– Он многое забрал, – тихо сказала я, вспоминая истории о людях и предметах, навечно оставшихся в этих водах.