Совершенно не вовремя в голову опять пришла «Собака Баскервилей», в которой управляющий Бэрримор носил на болота еду беглому каторжнику Сэлдону. Что ж, в книге это выглядело как поворот сюжета, а в жизни казалось пугающим и отвратительным.
И главный вопрос, который с каждой минутой мучил Ирину все больше и больше, заключался в том, что теперь делать с этой информацией? Позвонить в полицию и сдать соседа, от которого за полтора месяца она не видела ничего, кроме добра? Оставить все как есть в надежде, что сосед запретит своим отчаянным знакомым трогать ее и Ванечку? Дать ему понять, что она догадалась, или делать вид, что все осталось как раньше?
Ответ на эти вопросы пришел мгновенно и оказался таким простым и очевидным, что Ирина даже рассмеялась от облегчения. Она сейчас пойдет в лес, найдет лагерь поисковиков и расскажет все Александру Веретьеву. Он – мужчина, он поймет, что с этим делать, а главное – защитит ее и сына. В этом Ирина отчего-то была совершенно уверена.
Метнувшись домой, она пристроила грязное ведро на место, снова переоделась в джинсы и футболку, расчесала волосы, мазнула губы помадой, быстро собрала Ванечку и, взяв его на руки, быстрым шагом двинулась в сторону так пугавших ее в детстве болот.
Глава 5
Веретьев возвращался в лагерь злой и, как следствие, сильно уставший. Он всегда очень уставал от злости, особенно от бессмысленной. В том, что он сейчас злился, смысла не было ни на грамм. Невесть откуда взявшиеся и так же неизвестно куда исчезнувшие утопленники обратно от этого не появлялись, так же как и Павел Головин.
Непродуктивная злость накапливалась, грозя перетечь в сильнейшую головную боль, от которой, как знал Веретьев по прошлому опыту, не будет спасения минимум сутки. В данных условиях выпасть на двадцать четыре часа из жизни было непозволительной роскошью. Слишком много непонятного таилось в этих местах.
Разлитую в воздухе опасность Александр Веретьев еще с армейских своих лет чувствовал спинным мозгом, или, как называл это Феодосий Лаврецкий, хордой. Сейчас позвоночник не пружинил, а стоял колом, как будто в спину вогнали черенок от лопаты. На мгновение Веретьеву даже показалось, что вслед ему смотрят чьи-то внимательные глаза, и он повернулся несколько раз, быстро, внезапно, проверяясь, как его когда-то учили, но ничего подозрительного не заметил.
Женька Макаров, идущий след в след, молчал, чувствуя настроение своего командира. Конечно, кому охота попадать под горячую руку.
– Как они хоть выглядели-то? – спросил он, когда до лагеря оставалось метров триста, не больше.
– Кто?
– Да жмуры эти.
– Как два жмура, пролежавшие сорок лет в толще болот, а потом зачем-то извлеченные на поверхность и прикопанные в первой попавшейся яме. Если хочешь подробнее, то спроси в лагере у Ленчика, у него фотографии есть.
– Так вы их и сфотографировать успели?
– Так да. Хоть это сделали. Вот пост охранный к ним выставить мне как-то в голову не пришло. Кому могли понадобиться два разлагающихся на глазах трупа?
– Значит, кому-то могли, – философски заметил Макаров. – Ты считаешь, это дело рук беглых зэков?
– Да не знаю я, – с досадой ответил Веретьев. – Эти зэки позавчера сбежали, а тела мы вчера утром нашли, и Паша вчера пропал. Бог его ведает, связано это или нет.
– Скорее дьявол, – пробурчал в ответ Макаров.
Впереди замаячили деревья, под которыми был разбит лагерь поискового отряда. Пропотевшая футболка липла к телу, резиновые сапоги на ногах казались неподъемными, голова болела все сильнее, да и бессонная ночь сказывалась, чай, уже не мальчик, как ни крути, а сорок два года.
Больше всего на свете Веретьеву сейчас хотелось сорвать с себя влажную одежду, прыгнуть с разбега в прохладную, немного пахнущую тиной речную воду, нырнуть с головой, смывая усталость, проплыть под водой метров пятьдесят, пока хватит дыхания, вынырнуть с шумом, как будто ты кит, а потом лечь на спину и отдаться на волю воды, бездумно глядя в небо.
А что, до реки не так и далеко, с километр, не больше. Можно быстро поесть, обсудить с отрядом сегодняшний день, составить план действий на завтра, выставить дежурных и сбежать в деревню, к реке, чтобы искупаться всласть, узнать, не было ли вестей от Павла, проверить, все ли в порядке у жителей, а заодно повидать девушку с медовыми волосами. Ирину Поливанову.
Вслед за Женькой Макаровым он шагнул с вьющейся между деревьями тропинки на полянку, на которой и был разбит лагерь, и остолбенел. Женщина, сидевшая у костра, была невообразимым образом похожа на эту самую Ирину Поливанову, о которой он только что так некстати думал. Может, он простудился и у него высокая температура, а бред – всего лишь признак физического нездоровья? Думать, что он сходит с ума, Веретьеву не хотелось.