– Ну, мы днем с чердака смотрели, что в деревне происходит. Баба эта с дитенком туда-сюда ходила. К соседям там. Тот к ней в огород заходил. Разговаривали они о чем-то. У нас жратва кончилась, поэтому я до речки сгонял, искупался. Местного там встретил, дал ему денег, попросил, чтобы он нам утром по тихой воде еду приносил. И не болтал особо. Тот был такая синь подзаборная, что можно было не бояться, что он нас сдаст.
– Если он на речку ходил, то ты на чердаке оставался? – спросил Александр у Шевелева.
– Ну да, чтобы успеть тикануть на болота, если что. Но все тихо было. Я ж говорю.
– И наш товарищ в деревне даже не появлялся?
– Не было никого. Весь день никого не было.
– Вы сбежали из колонии, потому что знали, что где-то здесь спрятаны алмазы? – Вопрос прозвучал так неожиданно, что на поляне сразу стало тихо.
Ирина уставилась на Веретьева, отмечая, что лица всех остальных отражают такое же изумление. Уголовники исключением не были.
– Чего? – спросил Шевелев. – Какие еще алмазы? Ты от стресса крышей поехал, что ли?
– Вениамин Глебов, которого вы зарезали, перед смертью говорил что-то про алмазы. Ты сидел в тюрьме почти двадцать лет, но сбежал только сейчас, хотя всего через пятилетку мог и так выйти на свободу. И ты, – он повернулся к Беспалову, – тоже. Вас сподвигла на побег очень серьезная причина. И из этих мест вы не поспешили убраться, а остались на болотах, хотя это крайне недальновидно.
– Да я сбежал, потому что у меня дочка единственная замуж выходит. Понимаешь ты, нет? – заорал Шевелев. – Ты вообще знаешь, что это такое, когда ты живешь себе, живешь. Ну, выпиваешь себе потихоньку, ну, грешишь себе помаленьку, а потом узнаешь, что жена твоя тебе изменяет с соседом, да еще и уехать с ним собралась и дочку забрать. Убил я ее? Так за дело. Она шлюха была. Я на работу уходил, а она к любовнику в койку прыгала, ребенка покормить забывала, да еще и била, чтобы та не плакала. Я бы ее, суку, и второй раз убил, если бы дотянулся.
– То есть ты из любви к дочке ее без отца и без матери оставил? – уточнил Веретьев, впрочем, без всякой издевки в голосе.
– Да лучше без матери, чем с такой шалавой. Она у бабки росла. Училась хорошо. Письма мне пару лет назад писать начала. И вот выяснилось, что замуж выходит. В Америку, понимаешь? Уехала бы навсегда, и никогда бы я ее не увидел. Вот и решил, что мне сбежать надо, попрощаться перед отъездом, а уж потом снова в колонии свой век доживать. Если без дочери рядом, то мне все равно сколько. Пять лет или десять. В Америку мне все равно навсегда дорога заказана. А почему я отсюда не ушел, я уже объяснил, чтобы не поймали раньше времени.
– И Веню вы убили, чтобы он вас раньше времени не выдал?
– Да не трогали мы никакого Веню. Мы с чердака увидели, как он с тобой разговаривает, ну, и убрались подобру-поздорову, от греха подальше. На хрена нам было его убивать? Мы дом оставили, и ищи нас свищи.
– Так. – Веретьев растер ладонями лицо. – Что-то я запутался. Друга нашего вы не видели, к дому за металлическим забором не подходили, Глебова не убивали. Так?
– Так.
– Но друг наш пропал, собаки за забором лаяли, и Веню мы с Ириной нашли с перерезанным горлом, лопочущим что-то про алмазы.
– Мужик… – Шевелев вдруг разом устал. Или это потеря крови давала о себе знать. – Я тебе говорю так, как дело было. Я сбежал, потому что мне дочку повидать надо. Игорек за мной сдуру увязался. Решил Рэмбо изобразить и по веревочной лестнице в вертолет вскарабкаться. Никто из нас ни про какие алмазы знать ничего не знал и слыхом не слыхивал. Лично я, даже если бы мне и предложили тут на розыски остаться, отказался бы, потому что цель у меня другая. И горло я никому не резал, окромя жены своей, проститутки. А что еще два жмура на мне, так это я деньги искал, чтобы сбежать с ребенком. И все это дела давно минувших дней. Синяк этот мне на хрен не сдался.
Веретьев повернулся к Беспалову, тот покачал головой.
– И мне тоже. Ни про какие алмазы я не знаю. Мужика того деревенского не трогал. Леха все верно рассказал. Так все и было. А к вам в лагерь мы вышли, потому что жрать захотели. В деревню нам был путь заказан. Ясно же было, что синяк расколется. А у вас ночью, когда все спят, поживиться можно было. Если по-тихому.
– А по-тихому не вышло, – задумчиво сказал Веретьев. – Ладно, будем считать, что я вам поверил. Вот только яснее от этого ничего не стало.
Вдалеке слышался рокот мотора. Ехали вызванные Женькой Макаровым полицейские. Ирина думала только о том, что совсем скоро эта бесконечная ночь, сменившая страшный день, наконец-то закончится.
– Еще один вопрос, – сказал вдруг Александр. – Пока вы прятались на болоте, вы не видели утопленников?
Уголовники снова уставились на него как на ненормального.
– Слушай, мужик, а у тебя точно галлюцинаций нет? То алмазы тебе чудятся в деревенской глубинке, где главное богатство – это торф да опята в лесу. То утопленники. Не видели мы никого, сказали же.