Туман над темной водой

– Так не было им никакой нужды Глебова убивать.

Когда это было нужно для доверительной беседы, Веретьев умел подстраиваться под речь собеседника, используя не только те же речевые обороты и манеры, но и тембр, и скорость. Когда-то его этому учили, и этот «военный» навык в гражданской жизни не раз помогал ему в бизнесе. Вот и сейчас тоже Веретьев умело использовал его, копируя даже глубину дыхания старого полицейского. Кстати, по дыханию он делал вывод, что тот совершенно спокоен. Собран, сосредоточен, но не взволнован. Уже хорошо.

– Так с уголовниками логику искать – занятие бесперспективное. Для них убить – что для нас с тобой воды выпить. Как только рука поднялась сотворить с Венькой такое? Вениамин же безвредный совсем был. Никчемный, пьющий человек, но добрый. Мухи не обидит. Никому он помешать не мог. Никому грубого слова не сказал. Никого не обидел. За что ж его шилом-то.

– И как думаете? За что?

– Так это у зэков этих надо спрашивать. Может, ляпнул он им что. А может, деньги они у него отобрать хотели. Или информацию какую выпытать. Нынешняя жизнь-то такая поганая стала, что информация дороже денег ценится. А уж дороже человеческой жизни и подавно. Знал Венька что-то. Ведал. А может, и видал чего, что ему видеть совсем даже и не полагалось. Вот за это и убили.

– А как вы думаете, если не уголовники, то кто?

– Э-э-э, парень. Да кабы я такое знал, так я не тут, в сельском опорном пункте штаны бы просиживал, а генералом служил, в областном управлении. Много тут пришлых людей стало, вот что плохо. Так что на них греши, да уголовников все же со счетов не списывай.

– А местные что, все сплошь ангелы?

– Нет, конечно. Ангелы все на небе. Конечно, у нас тут своего колорита хватает. Кто пьет да в пьяном виде кулаки распускает. Кто от зависти может баню подпалить. Кто трактор угнать. И убить могут, не без этого, да больше нечаянно и по пьяни. А чтобы шило в горло воткнуть, чтоб замолчать заставить, такое нет, не наше. Да ты и сам это понимаешь.

– Понимаю. Семен Ильич, а Куликовы давно в деревню вернулись?

– Полиект с супругой? Так уж, почитай, года три. Зимой, пожалуй, даже четыре будет. На него думаешь? Так зря. Он мужик положительный, серьезный. На Севере много лет отработал. Дети выросли, вот и решил он остаток дней на родине пожить. Так в наших краях многие делают. В первый год они у меня и зимовали. Пока дом строили, пока обустраивали все. Вторая зима в аккурат на доделки ушла.

– А на Севере он кем был? Военным?

– Да нет, шахтером. Вся жизнь, почитай, под землей. Где-то в конце семидесятых у него, было дело, легочная болезнь открылась. Очень ему врачи настоятельно рекомендовали обстановку сменить. Он тогда, почитай, год у матери жил, здесь, в Заднем. На работу устроился. У нас же воздух тут волшебный, сфагновые мхи лечат. Вот он прочистил легкие да и уехал обратно. Дельный мужик, настоящий.

– А кем он тут работал? Пастухом, что ли?

– Да ну тебя, скажешь тоже, – участковый, похоже, даже обиделся. – Тут, между прочим, в семидесятые годы знаешь какой колхоз был? Передовой. Фермы стояли, одна другой краше. И поля все засеяны были. И сенокосы шли такие, что вся округа до сих пор помнит. Золотая была пора. Жаль, что все в канализацию спустили вместе со всей страной.

– Ну, так Полиект Кириллович на ферме работал или на сенокосе?

– Да тьфу на тебя. Какой из него колхозник, смешно, ей-богу. Шахтер землю пахать не сможет. Он в геолого-разведывательную экспедицию записался.

У Веретьева перехватило дыхание. Иринин дед, Петр Поливанов, работал геологом, часто уезжал в долгие экспедиции, оставляя дома жену и сына. Жена его была недовольна, и он обещал перевестись поближе к дому. А потом погиб. В экспедиции погиб.

Ира считала, что произошло это где-то далеко отсюда, и памятник поставили над пустой могилой, потому что тело не смогли найти. А бабушка не верила и на кладбище не ходила. Кажется, так Ира рассказывала.

Но ведь вполне могло так получиться, что Петр Поливанов все-таки выполнил свое обещание и действительно отправился в экспедицию на бирюковские болота, рядом с домом. И погиб именно здесь. А тело его не нашли, потому что его засосало в трясину, где оно и пролежало больше сорока лет. Пока не оказалось на поверхности, потревоженное чьими-то недобрыми руками.

– Семен Ильич, – взмолился Веретьев, чувствуя, как у него по спине стекает струйка пота. – А скажите, Петр Поливанов, дед Ирины, не в той ли экспедиции погиб, в которую Полиект Куликов записался?

Участковый изумленно посмотрел на него.