– Что это? – удивленно спросила Ирина. – Небо пасмурное, солнце так всходить не может.
– Солнце уже три часа как взошло, – ответил Веретьев и ускорил шаг.
Чем ближе были они к деревне, тем явственнее ощущался в воздухе запах гари.
– Там что, пожар? – испуганно спросила Ирина. – Какой-то из пустых домов загорелся? Так их вроде поджигать-то некому. Саша, а вдруг это у Светланы Георгиевны беда?
Теперь они оба почти бежали. Столб огня теперь был виден отчетливо, и поднимался он вовсе не с участка Куликовых, а с другой стороны улицы. Подбежав вплотную к объятому пламенем дому, Ирина замерла, не веря собственным глазам. Горел дом ее бабушки, ее собственный дом, из которого они ушли несколько часов назад, потому что отправились искать Ванечку. Если бы не сын, то сейчас они, все трое, находились бы внутри этого адского пламени.
На улицу выскочила Светлана Георгиевна, увидела Ирину, кинулась ей на шею.
– Господи, живы, счастье-то какое. А мальчонка, мальчонка-то где?
– В лесу, в лагере, – ответила Ирина.
Пожилая женщина мелко-мелко закрестилась.
– Бог отвел от беды, Бог отвел, – запричитала она.
– Что случилось?
– Я проснулась оттого, что собаки залаяли. Выскочила на крыльцо, мать честная, тут огонь столбом. Я скорее к телефону, пожарным звонить. Потом сапоги натянула и сюда, думаю, может, помощь нужна. Гляжу, а тут входная дверь крест-накрест забита. Так, что и не выйти. Вот ведь где страсть-то господня. Убить тебя кто-то хотел, девонька, да еще какой лютый способ выбрал – спалить заживо вместе с мальчонкой.
Ирина схватилась за щеки и посмотрела на Александра. Тот стоял неподвижно, как каменное изваяние, но наконец отмер и глянул на часы.
– Стой здесь и жди пожарных, – сказал он. – Еще позвони Семену Ильичу, расскажи, что случилось. Вот номер. Ребятам я по дороге наберу, велю Игнату с Женькой сюда бежать на всякий случай. Светлана Георгиевна, сознайтесь, вчера, после нашего ухода, вы все-таки позвонили Мохову?
– Вот те крест, нет. – Женщина снова мелко закрестилась. – Я греха на душу брать не хочу. Мне еще Пола перед Богом отмаливать за все его прегрешения, вольные и невольные. Не звонила я Юрке, как и договаривались. Он звонил, но я трубку не взяла.
– Кто же тогда поджег мой дом? – спросила Ирина. – Полиект Кириллович мертв, тем, кто на болоте прячется, вы не звонили. Может, молния?
– И дверь снаружи заколотила тоже молния, – сквозь зубы сказал Веретьев. – Ладно, с этим я позже разберусь. Звони давай, а я пошел.
Издалека послышался вой пожарных машин.
– Лучше поздно, чем никогда. По крайней мере, теперь я могу быть спокоен, что с тобой ничего не случится, пока я не вернусь. А вы пойдемте со мной. Давайте термосы и плащ-палатку.
И не слушая больше слабых Ирининых протестов, Веретьев широкими шагами отправился прочь.
Пристегнутый наручниками для надежности противник, чертыхаясь, шел по болоту, ориентируясь по только ему одному понятным вехам. Веретьев, как ни старался, а углядел всего парочку из них и невольно внутренне содрогался, понимая, что каждый неточный шаг неминуемо приводит в топь, из которой уже нет спасения.
Его расчет, что за термосами придет именно Юрий Мохов – единственный из тех, кто с детства хорошо знаком с болотами и знает секретный ход внутрь, оказался правильным. Вырубить противника, надеть на него наручники, а потом просто лениво ждать, пока тот очухается настолько, чтобы говорить, было тоже делом нехитрым.
К тому моменту, как лежащий на земле Мохов застонал, закрутился, пытаясь сесть, сообразил, что руки скованы за спиной, Веретьев уже успел немного соскучиться. За последние дни жизнь была такой богатой на события, что сидеть на сырой земле в лесу казалось непозволительной роскошью, а время текло слишком медленно.
– Ты кто? – спросил его Мохов, когда все-таки сумел принять сидячее положение. – Тебе чего надо, мужик?
– Поговорить.
– Поговорить? – На лице Мохова было написано недоумение. – Ты кто вообще такой?
– Неправильный вопрос для человека, сидящего в наручниках, – сообщил Веретьев. – Но так и быть, я на него отвечу. Меня зовут Александр Веретьев, я командир поискового отряда. И не надо делать вид, что ты не знаешь какого.
– Знамо дело какого, – лицо Мохова «украсила» кривая ухмылка, – Пашкиного. Вот ведь делать вам нечего, покойников из болот вытаскивать. Ценное хотя бы чего нашли?
– Понятия ценностей у нас с тобой разные. Паша где?
– А ежели не скажу?
– Ну, смотри, расклад будет такой. Выход с болота знают два человека – ты и Паша. Если ты, сучий потрох, в течение ближайших пятнадцати минут все мне не расскажешь, я тебя удавлю тут по-тихому и схороню в болоте, как твой отец когда-то убил и утопил Петра Поливанова. Если Паша жив и на болотах его держат силой, то твои подельники будут вынуждены его отпустить, потому что тупо захотят жрать, а вывести их из трясины, в которую ты завел, может только он. Если Паша мертв, то мне совершенно все равно, сдохнут эти уроды с голоду или утонут в болоте. Сам понимаешь, мне эта информация без разницы.
– А убить-то сможешь?
– Доводилось, – коротко заверил Веретьев.