Туман над Токио

К шести вечера, в бордовом платье с длинными разрезами по бокам, с гладко зачёсанными волосами и с пышным шиньоном на затылке, что придавало мне роковую загадочность аргентинской танцовщицы, я вошла в метро. В «Tango del Sol» проехать нужно было три остановки с одной пересадкой. Два раза сев не в ту сторону, намотавшись по переходам, в 19:10 я наконец-то вышла на узкую улочку, ведущую к бару. Кен, Джун и Аракава, наверное, уже вовсю танцуют!

На входной двери висело объявление о танго-вечеринке и (крупно) цена: три тысячи йен. Поднимаясь по кручёной лестнице, я копалась в сумке, ища кошелёк, нервничая и пытаясь настроиться на волну танго с Кеном.

Бар обволакивал чувственный шёпот «Argentina… Buenos Aires…», переходящий в стонущий голос певца и скольжение бальных туфель по паркету. Аракава выжидательно оглядывался из зала на входную дверь. Увидев меня с зажатыми в руке тремя тысячами йен, он сообщил о невиданной для токийских парней щедрости:

– Я уже за тебя заплатил.

Других наших парней нигде не было видно.

– А где Кен и Джун? – беспокойно спросила я, переобуваясь в туфли для танго – ручной работы аргентинского мастера, прихоть с пайетками, купленная в специализированном магазинчике Буэнос-Айреса.

– Не знаю, – разочаровал меня лаконичный учитель танго.

– Что, не придут?

– Не знаю!

Было что-то подозрительное в его тоне. Неужто Джун с Кеном, как чуткие друзья, устроили нам с Аракавой танго тет-а-тет?

Мой партнёр стоял пень пнём, на танцполе не приглашал.

– Ну что, потанцуем? – пришлось мне стать лидером, раз уж пришли.

Танец не клеился из-за угрюмого настроения мэтра. Равнодушно и отстранённо мы станцевали не кабалистический танец кроваво-красных роз и чёрных чулок в крупную сетку, а танго колючего репейника. Мой партнёр, как живодёр, насиловал мои движения, барабанил по лопаткам, силком заставлял делать фигуры («очо», «хиро») и махи ногой под его колено («ганчо»), применял силу, усаживая перед собой на полушпагат.

За моим набыченным партнёром следовало поухаживать, как делают японские женщины, когда мужчина не в настроении или его начальник – зверь.

– Хочешь вина? Белого? Красного? – подавляя раздражение, приступила я к ухаживанию.

– Мне всё равно какого… Давай белого… Ну или красного…

В баре я одна была из заморских и весь местный мужской состав, в большинстве те, кому за шестьдесят, украдкой рассматривал меня, пока я шла через танцполе к стойке бара. За стойкой мыл стаканы зрелый латиноамериканский мачо, танцор и, по всем признакам, хозяин заведения. Из подсобки послышался капризный женский голос:

– Fernando-o-o… Un poco tarde?[114]

– Si, si, un poco tarde, Maya![115] – отозвался бармен, грациозно разливая мне белое вино в два пузатых бокала.

– Вы живёте в Токио? – заговорил со мной по-английски Фернандо, всем своим благородным видом показывая, что почитает меня и не клеится.

– Да, временно…

– Работаете?

– В театре на Гинзе.

– А как зовут актрису?

– Актриса Лариса, – засмеялась я, зная, что он удивится и переспросит моё имя.

– La risa?!

– Ага, Лярриса, как слово «смех» по-испански.

– О-о, какое чудное имя! Лярриса… Вы, наверное, всегда смеётесь?

Я тут же сменила тему:

– Gracias[116], Фернандо, сколько я вам должна за вино?

– О нет, ничего не должны! Вино для царицы смеха – за счёт заведения!

Два бокала вина стоили тысячу йен. Но я бы заплатила вдвое больше, чтобы станцевать настоящее аргентинское танго с Фернандо.

Из подсобки опять послышался придирчивый и томный голос Майи:

– Fernando-o-o, trentas minutos más?[117]

Понятно… О танго с Фернандо и мечтать не стоит… Партнёрша по танцполу, бизнесу и интиму этого не допустит…

Аракава уже устроился в углу на стуле. Я пригубила вино. Пить мне было нельзя, поскольку я не знала, есть ли в аргентинских туалетах журчатели для тех, кто любит пугать унитаз…

Аракава опорожнил свой бокал, не поблагодарив. Однако полюбопытствовал:

– А сама-то чего не пьёшь?

– Пью… Пью… Пошли танцевать?

И в этот раз наше танго было не в розах, а в сорняках. Аракава с яростью вертел меня по танцполу и, как полевой командир, принуждал к «ганчо» так дерзко, что моя голень полосовала соседние танцующие пары. Во мне начала бунтовать феминистка.

– Аракава, что с тобой?

– Ничего. А что?

– Ничего!

– Понятно! – подытожил ухажёр.

Я сменила стратегию. В груди, ближе к лопаткам, трясло от негодования, но голоском Майи, тешащим нёбо как сладкая бобовая паста «анко», я засахарилась:

– Слышь, Аракава, ты ничего не сказал о моём танцевальном наряде. Правда, красивый? Смотри! – согнув колено, я подняла его вверх, и струящаяся ткань заскользила по верхней части бедра, оголив мне всю ногу.

– Мм… у-у-у… – промычал ухажёр.

– Нравится?

– Да сядь ты! На место! – как собаке отдал мне приказ друг.

– Ох, кажется, тебе ещё нужно выпить вина! Сейчас обслужу!

Два бокала вина вновь щедро и с рыцарской учтивостью были сервированы мне Фернандо за счёт заведения.

– Ля… рриса, – с восхищением произнёс аргентинец моей мечты.

Но поскольку мне уже пятый месяц было не до смеха, я поправила его:

– Лара… Зовите меня лучше так…