Туманная река 3

Владимир Семёнович помял меня как следует. В это время Прохор принёс чайник с кипятком из кухни. У меня ещё оставалось, полчаса свободного времени, и я присел за стол, на котором недоделанные деревянные ложки и тарелки мы сдвинули в сторону.

— К чаю ничего нет, — грустно сказал ветеран войны.

— Будет, — я положил свою ладонь на крепкую мозолистую руку Прохора, — всё будет. Рассказывай, какими судьбами? — обратился я к Высоцкому.

— Плохо всё Богдаша, — поэт сделал глоток горького крепкого грузинского чая, — песни не пишутся. В театре Пушкина ролей нормальных не дают. Изуля уехала в Ростов-на-Дону. Я как в заколдованном круге. Куда не сунься везде тупик.

Я тоже сделал пару глотков чая. Чем же я могу помочь Высоцкому? Театра на Таганке ещё нет. Денег ему дать, так пропьёт. Да и не приносят удачи деньги, которые ты сам не заработал. Может быть, сделать так? Подумал я.

— Есть одна идея, — сказал я будущей звезде сцены, — будет тебе пьеса, будет тебе роль, будет и какао с чаем.

— Чё? — не понял меня Высоцкий.

— Сейчас главное в Риме победить, — я встал, пожал руки Высоцкому и Прохору, — после Олимпиады всё решим.

— А если проиграете? — спросил уже веселее бард.

— Тогда можете смело считать меня коммунистом, — усмехнулся я, — как говорили перед смертельной атакой на фронте.

— Никто так не говорил, — сурово прорычал Прохор.

— А как? — спросили мы хором вместе с Высоцким.

— Отче наш спаси и сохрани, — ветеран войны отвернулся и посмотрел в окно.

Я выскочил на крыльцо дома, ещё раз помурысил кота Ваську, и мысленно попросил у пушистого обжоры, чтобы он тоже помолился своим кошачьим Богам за меня. Когда я уже подошёл к калитке на крыльцо вылетел Высоцкий.

— Богдаша! — крикнул он, — подкинь мне строчку для новой песни.

— Рвусь из сил, — я задумался на мгновенье, — из всех сухожилий, Но сегодня опять как вчера, Обложили меня, обложили, Гонят весело на номера!

— Это же охота на волков! — догадался Владимир Семёнович.

Из аэропорта я позвонил в Алушту Саше Мкртчяну, чтобы он собрал ребят после дискотеки в курзале, и пообещал устроить им сюрприз. Уже в самолёте я лихорадочно соображал, что же мне такое особенное подарить Наташе и Толику? Денег нет. А чтобы купить что-нибудь нужное, всем известно, что нужно сначала продать что-нибудь не нужное. А чтобы купить это не нужное — денег нет. Я посмотрел на облачное покрывало, которое растелилось за стеклом круглого иллюминатора. И мне сама собой пришла на ум известная в конце семидесятых композиция группы «Smoki» «What Can I Do». Что я могу, что я могу сделать?

— Что я могу? Что я могу? — я пропел про себя, — Я попал в заколдованный круг, почему всё не так вокруг? Что я могу…

Припев на два с минусом, будущие строители коммунизма распнут за такое упадничество быстрее, чем иудеи Христа. А может попробовать так!

— Но верю я! Верю я! Словно феникс, огнём дыша, Возродиться моя душа! — я вновь припев пропел, тихо бурча себе под нос.

Это конечно не вместо сердца пламенный мотор, но так будет гораздо повеселее, решил я и углубился в скучное сочинение песенного текста на заданную музыку.

* * *

Наташа, когда Богдан появился на сцене, готова была просто подскочить от нахлынувших на неё чувств, но сдержалась. Ибо нечего, сколько можно надо мной издеваться, решила она, за всё время всего две телеграммы!

— Уважаемые мои именинники, — сказал Крутов со сцены, — проездом из Москвы в Рим, со специальным подарком для вас, выступает… В общем ария московского гостя.

— Богдан почти все песни написал для ВИА, — шепнул Толик своей новой подружке Вере.

— Даже не верится, какие вы все молоденькие, — пролепетала девушка.

Богдан ударил по струнам и сыграл небольшой проигрыш для вступления.

— Высоко в облаках пролетает мечта, На осколки разбив, замок снов из дождя, — на очень запоминающуюся и красивую мелодию пропел чуть-чуть хрипловатым голосом первые слова Крутов, — Разметав на обрывки из радуги мост, Пролетает мечта, как проходит любовь.

Странно подумала Наташа, слово любовь вроде ни с чем не рифмуется, а звучит гармонично.

— Но верю я! Верю я! Словно феникс огнём дыша, возродиться моя душа! — Богдан, по всей видимости, начал исполнять куплет, — Но верю я…

Первым из-за стола выскочил Толик, в три широких шага он запрыгнул на сцену и взял свою гитару. За Маэстро следующим рванул к ударной установке Санька. Третьим понуро поплелся за друзьями Вадька, не любил он играть с листа, импровизировать.

— В заколдованном круге бегут мои дни, — Крутов запел второй куплет, уже под импровизированное соло второй гитары и легкую сбивку на хай-хэте и рабочем барабане, — Вечера так унылы, беспокойны так сны. Серый дождь нудно шепчет — тебе не уйти, Заколдованный круг закрывает мечты. Но верю я! Верю я!