— Окей, поступим по-вашему, — промямлил я, — чего резину тянуть. Сейчас маньяка скрутим и по домам.
Последние мои слова и Корней, и Степаныч уже не слышали, так как поспешили претворить свой план в действие. И остался я один среди пугающей подземной пустоты, в которой где-то периодически что-то брякало, ухало, и вообще казалось, что за нами кто-то постоянно следит. Когда шаги моих компаньонов стихли, я поплёлся в противоположном направлении, каждые десять секунд бросая тревожные взгляды за спину, и не добрым словом поминая вчерашний фуршет.
— Пойдём, освежимся, — шепнул мне Корнеев, когда Лидия Русланова запела про валенки.
— Нельзя валенки носить, Hе в чем к милому ходит! — загорланила под аккордеон неприятным голосом старушка одетая в национальный костюм.
Мы с Корнеем вышли на крыльцо под колонны Большого театра, и отошли от другой компании курящих Олимпийских чемпионов метров на семь.
— У меня свояк есть, — Юра чиркнул зажигалкой и закурил, — работает участковым в Бауманском районе, здесь не далеко.
— У меня с законом пока все в порядке, — хохотнул я.
— Что за привычка хихоньки свои вставлять! — Корней смял свою сигаретку и бросил её в урну, — за неделю пропали две женщины.
Я хотел сказать, а я-то тут причём, но воздержался.
— А буквально вчера какой-то придурок совершил нападение ещё на одну жертву, — Юра посмотрел в сторону безмятежно шумящей улицы, — в газетах, понятное дело, про такое не пишут, зачем народ волновать. Женщине удалось отбиться, и убежать. Говорит, что нападавший был в противогазе и вылез он из коллектора. А я, когда из Рима приехали, под водочку свояку про тебя всё и растрепал, про то, как ты девочку помог найти.
— Надеюсь, про Борю Никонорова ты не додумался ему рассказать? — я смачно выругался про себя.
— Боря это другое, — виновато пробормотал Корней.
Юра, Юра, бубнил я зло себе под нос, пока ковылял по улицам непонятно кем отстроенного подземного города. Это же сколько труда вбухано в подземелье. Ровненькая кирпичная кладка, аккуратные своды высокого арочного потолка. Внезапно фонарик замерцал, и я похлопал его по корпусу, может контакт отошёл, как-никак китайцы делали. И вдруг мерцающий луч света выхватил голый белый торс и плоскую человекоподобную морду.
— Сука! — выкрикнул я и отмахнулся железякой, и тут же сделал несколько шагов назад так, чтобы спиной прижаться к стене, — убью, бл…ть! Не подходи, порву, сволочь!
— А-у-у-а! — выкрикнуло чудовище.
С боков замелькало ещё несколько полуголых человекоподобных существ.
— У меня мясо отравленное! — заорал я, — размахивая палкой из стороны в сторону, — подавитесь твари уродливые!
Как назло фонарик продолжал мерцать, но я заметил, что краем палки успел зацепить кого-то, и по коридорам подземного лабиринта прокатился человеческий визг.
— А-а-у-у-у! — завыли остальные.
Я разглядел пять или шесть похожих на людей животных, все они были скрючены и перемещались прыжками, как лягушки, и небольшими перебежками на согнутых ногах. Наверное, часто приходится ползать на четвереньках, подумал я, и снова замахал уже окровавленной палкой.
— Хрен вы получите, а не Володю Шарапова! — я ринулся в резкую контратаку.
Зацепив ещё двоих, вновь откатился к стене, и зло заулыбался. Слава Богам фонарик заработал, как надо. Однако подземные дикари не спешили разбегаться, они как стая волков стали расхаживать взад и вперёд, предполагая взять меня измором. Но тут из темноты вышел, шагая, как вполне нормальный человек, косматый, бородатый и одетый в рванину старик.
— Эо ао эя, — прокаркал он противным голосом мне.
Это наша земля, понял я благодаря моему дару понимать всех, кто способен членораздельно выражаться, или почти членораздельно.
— Мне по херу, — я сплюнул презрительно на пол, — мы ищем маньяка, который похищает женщин. И если вы сейчас не разбежитесь по норам, то каждый из вас получит порцию успокоительного свинца.
Вдруг какой-то уродец схватил с пола камень и метнул мне в голову, надо признать он был более меток, чем Никита Сергеевич, но и я не подкачала. Я резко пригнулся, и когда каменная крошка посыпалась мне на волосы, я вновь ринулся в атаку, размахивая ржавой железякой. Того, кто бросил камень я зацепил по плечу, и ещё одного, который решил вцепиться мне в ногу я треснул по спине.
— Что съели, уроды! — я вновь откатился к стенке.
Ещё пара мерзких порождений подземного города завыли, зализывая раны.
— О аиэ о уаэ, — прокаркал самый крупный самец из всех полуголых уродцев.
Он спрашивает о чужаке, перевёл я для себя речь самца, которую тот обратил к косматому старику.
— Оаэ еу ооо уаа и у уои, — ответил ему мужик.
Покажем ему логово чужака, и пусть уходит, снова понял я.
— Давно бы так, а то лезете с голой пяткой на шашку, — я зло заулыбался и потряс окровавленной железякой.
— О а оиае, — удивился самец.
Он нас понимает, сказал, по всей видимости, молодой вожак стаи старому. Внезапно дикари завыли, как волки и бросились в разные стороны, растворяясь во тьме. Рядом осталась мелкая особь человекообразного животного. Либо ребенок, либо подросток решил я.