Туманная страна Паляваам

— Вон он летит, — кивнул Андрей в окно. — Это геологов вертолет, он их к нам вывозит, а потом в райцентр. Тут и ночует.

— Все равно побегу к председателю. — Мишка исчез.

— Командуй тут. — Андрей тоже вышел.

Я снова налил стакан, пристроился у окошка. Море сливалось вдали с небом. Конца-края ему не бы то… Вертолет сел на площадку у груды вещей, закрытых брезентом. Мотор заглох, лопасти еще покрутились и бессильно повисли. Открылась дверь, наружу выпрыгнул пилот в сапогах и меховой куртке, а следом вылетел мохнатый рыжий клубок.

Ачар!

У меня тоненько стукнуло сердце. Ачар нюхнул воздух, развернулся и прыжками понесся в поселок. Я выскочил на улицу.

— Ачар!

Пес увидел меня и замер. Я подошел вплотную, мы помолчали, глядя друг другу в глаза. Он поджал одну лапу, тихо заскулил и, вывернув голову, стал загривком тереться о мое колено.

— Пойдем, — сказал я. — Пойдем, псина.

Мы пришли в комнату, я открыл банку тушенки и выложил на тарелку. Ачар осторожно понюхал, сжевал кусочек, потом положил морду мне на колени и тяжело вздохнул.

— Что? — спросил я. — Выгнали тебя, чтобы и памяти никакой? Вот как Неанкай все решила! Ну что ж, оно к лучшему.

Ачар опять заскулил.

— Ничего, ничего, переживем. — Я потрепал его загривок. — Где наша не пропадала… В Африку поедем, а?..

Пес вяло помахал хвостом…

…— Понравишься тундре — будет тебя любить. Тогда все станет легко. Тундра живая, и у нее есть сердце…

Мы лежали посреди стада, на заросшем пушицей бугорке. Был тихий солнечный вечер. Олени разбрелись по широкой долине. У горизонта мерцали синие туманные тени, тишина и покой струились в воздухе.

— А если нет? — спросил я.

— Если нет — человек должен уйти, — сказала она. — Или умереть. Но тебя она будет любить, Толька.

— Цыганка! — засмеялся я.

— Кто это?

— Есть такое веселое племя людей — цыгане. Они бродят по свету и предсказывают всем, кто хочет, будущее.

— Хорошее племя, — сказала Неанкай. — Но кто знает будущее?

— Ты сейчас предсказала мне.

— Это не будущее. — Неанкай смотрела на меня, и в глазах ее качались стебельки пушицы.

— Странная ты, Неанкай.

— Неанкай — тундра, Неанкай — звезды, Неанкай — олени… Так сказал Пананто, молодой пастух. Ты, Толька, глупый…

…Не знаю. Но вот не исполнилось твое пророчество, Неанкай. И даже собаку ты прогнала. Кому нужна тяжелая память?..

Не рассчитал нас бухгалтер.

— Жмет купюру без председателя, — сказал Мишка. — Заявление! Приказ! Законники — кровное не получишь. А председатель, оказывается, на колхозной рыбалке, это километров тридцать. Вернется завтра вечером. Ничего не попишешь, придется ждать… Выдержим! Пиши заявление.

Я написал. Две строчки. Чего тут мудрить? «Прошу уволить на собственному желанию». Число. Подпись. Мы не колхозники, мы вольнонаемные. На правлении обсуждать не будут. Подпишет председатель — и катись на все четыре стороны.

— Вот обормоты, — сказал Мишка. — Они же ему все потроха наизнанку вывернут. Не соберешь потом.

— Кому?

— Да вон. — Мишка кивнул в окно.

— А-а-а, ты о тракторе… Ломают.

— О том и говорю. Ну, я побежал. — Мишка сунул клочок бумаги в карман и хлопнул дверью. Чего суетится? Невтерпеж. Да и мне…

Я закурил и сел к окну… В соседней комнате поскрипывала табуретка — Андрей уселся за документы.

Парни облепили дизель трактора ДТ-54 со всех сторон. Один даже голову засунул куда-то внутрь.

Откуда-то сбоку вывернулся Мишка, потопал к трактору. Заговорил с парнями. Те оставили машину и сбились вокруг Мишки. Все вместе замахали руками. Потом Мишка раздвинул их и полез головой в дизельные дебри. Еще один «специалист» выискался! Размотает по винтикам, никакой механик не соберет… Да пусть копается, все равно время некуда девать. И трактор, видно, в таком состоянии, что ремонтировать там нечего. Списать осталось…

— Все хандришь? — спросил Андрей. Он незаметно вошел в комнату, выгнул несколько раз спину, развалился на кровати. — Ух, затекли руки-ноги за этой писаниной… Наблюдения скоро снимать… Значит, точно решил ехать?

— Вроде бы.

— Смотри, твое дело. Я тоже пару раз собирался вначале. Но покуришь ночь, пошагаешь по комнате — и точка. Работа, работа, Толя. Нет в наше время ничего серьезнее работы. По ней человек и меряется… А тут тебя и еще нескольких пастухов ценными подарками наградили…

— Да на что мне подарки!

— Я о другом. Я о смысле… Вопрос о твоем принятии в колхоз подняли на правлении. Но Семен Иванович сказал: «Подождем. Пусть человек в отпуск съездит, не только трудом, но и благами нашими попользуется. Вернется, тогда сам первый проголосую…» Мудрый у нас председатель, Толя… Такие вот дела… Ну, я на площадку, наблюдения снимать.

За окном полетели лохматые снежинки. Ачар вылез из-под кровати, поставил лапы на подоконник.

— Чего тебе, пес?

Он весело гавкнул и помахал хвостом.

— Снег там? Да, снег. Скоро совсем ляжет. Сполохи загорятся. Так, что ли? Время на зимние пастбища кочевать… Ну, иди, иди…

Да, скоро зима. В одно прекрасное утро старая Пепенеут выйдет из яранги, закурит сигарету и, посмотрев на сверкающие под солнцем сопки и посиневшие распадки, негромко скажет:

— Скучно стало…