Туманное Звено. Стихотворения

Лишь во сне горжусь я силой воли,
красотою — в совершенной мгле.
Я — смешеньем сахара и соли,
странной смесью гордости и боли
отмечаю путь свой на земле.

Вера мне ничем не отвечала:

все в ней из другого вещества.
Более чужой я не встречала.
Но нашла и общее начало
я у чуждого мне существа.

Рассказала я немало в общем,

о герое (разницу кляня).
Пусть теперь об этом — нашем общем —
мой герой расскажет за меня.

Да, я казалась твердою как лед.

Я не ждала спасенья ниоткуда,
живя как в келье годы напролет
с душой воительницы одногрудой.

Сердца холодных женщин не легко

в горячее приходят состоянье,
но мысли их, кипя как молоко,
любое заполняют расстоянье.

Сильна во мне холодная струя,

мой взгляд на мир, поверьте, не умильный.
Так отчего же восторгалась я
когда попала на завод плавильный?

Описывать его я не берусь.

Но обогнув грохочущее что-то,
увидела я вдруг железный брус,
который пламенем был обработан.

Скользил металл на приводном ремне.

Еще пыланье в глыбе не угасло —
и что ж? ее разрезали при мне,
как режут плитку сливочного масла.

Вот мысли каждой амазонки (вслух):

чтоб можно было наше сердце резать,
старайтесь прежде привести наш дух
к составу размягченного железа…

Тут героиня замолчала вдруг,

и снова автор повесть продолжает.
Но не пора ль ее закончить, друг?
кровь стынет, а бумага дорожает.

ЭДЕЛЬВЕЙС

От героизма тянет холодком:
не влажной стужей низменных кувшинок,
а благородным воздухом вершины,
украшенной единственным цветком.

Изысканный по форме и по цвету,

теплом не избалованный цветок!
Неправы те, кто привлечет к ответу
тебя — за твой высокий холодок.

ЗАКАТ

Не помню — в Нарве или в Риге,
зимою (между школьных лет)
в одной народовольной книге
я видела ее портрет.

Она была на нем подростком,

в косынке, вязанной перстом,
с губою нежною и жесткой,
с уже намеченным крестом.

Деревья крепостного сквера

и длинный двор того жилья,
где столько лет томилась Вера,
осматривала в детстве я.

Мне снился сон: решетки окон,

граниты стен, свинец Невы,
и тумбы пред чугунным блоком,
и муть рассветной синевы.

Крылатый конь парит при этом

недвижно за плечом моим…
Так, на рассвете став поэтом,
осталась до заката им.

ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА