Туманные аллеи

А Бектемир везде искал свою русалку, но никак не мог найти ее. И вдруг – сама перед ним. Протягивает листок.

– Подпишите!

– Это что?

– Воззвание.

– Воззвание к чему? – тянул время Бектемир. Вблизи девушка оказалась еще лучше. И глаза у нее были зеленовато-синие, сумасшедшей красоты.

– Не к чему, а против чего, – объяснила девушка. – Воззвание от нас с требованием распустить Союз писателей. Весь, начисто. Упразднить.

– Почему?

– Устарел, закоснел. Вы что, не хотите ничего менять? – удивленно спросила девушка.

Бектемир многое хотел поменять, но, если Союз писателей распустят, куда он будет вступать? И что будет вместо него? Конечно, он не стал задавать эти вопросы, однако сделал вид, что просто желает разобраться.

– Я хочу поменять, но – вы кого представляете?

– Инициативную группу.

– А вас как зовут? И вы откуда?

– Это имеет значение?

– Должен же я знать.

– Ольга Антонова меня зовут, я из Владивостока. Подпишете?

– Да, конечно. А вы в каком корпусе проживаете?

– Здесь. Слушай, мне еще сто подписей нужно!

Что ж, Бектемир подписал, и она исчезла.

Здесь живет, сказала она. Значит, в основном корпусе. Как и Бектемир. Уже кое-что.

До вечера он бродил по коридорам, надеясь еще раз ее увидеть.

И увидел. В небольшом помещении пресс-центра, где набилось человек сто, она и еще несколько человек горячо выступали, с кем-то спорили. Бектемир попытался туда войти и не смог протолкнулся. Наблюдал издали. Митинг кончился, оттуда все повалили, Бектемира оттащили, отволокли, он опять ее потерял.

А вечером начался разгул. Кто-то привез вино и водку с собой, кто-то смотался в соседние населенные пункты и добыл с большим трудом, учитывая тогдашние ограничения. Во всех номерах – а номера были на две койки, на четыре, на шесть – стоял дым коромыслом. В комнате Бектемира тоже собралась компания, человек двадцать. Гомонили, обсуждая острые вопросы литературы и политики, потом возникла гитара, кто-то взялся петь, слушали плохо, но вдруг все затихло. Послышался девичий голос. Бектемир сразу же узнал этот голос, сел на кровати, а потом и встал, чтобы видеть. У окна сидела с гитарой она, русалка, Ольга. Она запела. Это были драматические песни, одна про Афганистан, другая про океан, в котором гибнет раненый кит. А третья шуточная, сатирическая. Пела Ольга страстно, увлеченно, порывисто, и все ею любовались, всем она была боевой подругой, сестрой, комиссаршей, и лишь Бектемир видел иное – видел существо, созданное для любви, для рук мужских и ручонок детских, и странно ему было, что она занимается совсем другим.

Спев, Ольга пошла из номера. Никто не осмелился пойти за ней, а Бектемир прыгнул через две койки сразу, выбежал за дверь, крикнул:

– Постой!

Она обернулась – с приветливой улыбкой. Наверное, всем так улыбается, никого с первого взгляда на отвергая, подумал Бектемир.

– Я забыл сказать, как меня зовут. Когда подписывал, помнишь? Невежливо получилось. Бектемир.

– Очень приятно.

Она протянула руку, он пожал ее. Рука маленькая, но крепкая. И горячая.

– Чем занимаешься? – спросила она.

– Прозу пишу.

– Я не про это. Тут все что-то пишут. Вообще?

– В газете работаю.

– Я тоже в газете работала. А теперь в бизнес ушла.

– Бизнес? – произнес Бектемир чуждое слово, только-только появившееся в советской жизни. – А какой?

– Рыба.

– Ловишь?

– Нет, пытаюсь организовать нормальный рынок. Трудно. Криминал не дает.

– Бандиты?

– Да. Ты киргиз или казах?

– Казах.

– А почему такой красивый? И огромный. Прямо богатырь.

Бектемир не обиделся, он давно понял, что у русских предвзятое представление о внешности монголоидов. Всех вообще, не различая бурятов, китайцев и казахов.

– Такой родился, – сказал он. – А ты что пишешь?

– Стишки. Книжку выпустила. Да это так, баловство, у меня легко получается.

– И поешь хорошо. У тебя, наверно, все легко выходит.

– Да, – спокойно согласилась Ольга. – Только устаю все равно, много работы. Сюда прилетела, потому что даром. И отдохнуть. Думала, тут весело будет. А народ так себе – кислый, вялый. Не расшевелишь.

– Я бы не сказал. Вон как шумят.

– Это пустяки. Грустно мне что-то. Даже не ожидала. Домой хочу.

Впечатление от этой девушки у Бектемира двоилось и расплывалось. Только что была громкая, энергичная. Такая комсомолка-активистка. И вот печальная, беззащитная. Обнять бы ее, приласкать бы.

Они отошли к подоконнику. Тот был широким, Ольга села на него с ногами, обхватив руками колени, Бектемир пристроился рядом. Попросил:

– Почитай что-нибудь свое.

– Не люблю. Когда на бумаге, еще ничего. А вслух сразу кажется плохо и глупо. Давай просто поговорим, спать не хочется.

Говорили. Вернее, говорил Бектемир. Рассказал о своем городе, о двух сестрах, о папе с мамой, о бабушке. О том, что пишет, для чего пишет. О взглядах на жизнь и смерть. Много о чем. Ольга удивительно слушала – внимательно, отражая мимикой все, что он ей говорил. А потом взяла за руку. Он не понял. Она засмеялась.

– Иди сюда.

Он неловко шатнулся к ней. Она поцеловала его. И он ее.