Туманы Авалона

Гвенвифар нечасто плакала в последнее время, но при взгляде на лицо Ланселета, столь измученное и изможденное, королева почувствовала, что не в силах сдержать слезы. Что выпало на его долю за этот год, проведенный в погоне за Граалем? Болезни, пост, усталость, раны? Никогда еще Гвенвифар не видела на его лице такой скорби – даже когда Ланселет явился к ней, чтоб сообщить о своем браке с Элейной. Королева заметила, сколь тяжело опирается Артур на руку Гвидиона, и вздохнула. Ланселет сжал ее руку и мягко произнес:

– Теперь я даже рад тому, что Артур получше узнал своего сына и оценил его по достоинству. Это смягчит его горе.

Гвенвифар покачала головой. Ей не хотелось сейчас размышлять о том, какие последствия это будет иметь для Гвидиона и Артура. Сын Моргейны! Сын Моргейны – наследник Артура! Нет, сейчас это ее не утешит!

Тут к королеве подошел Гарет и, поклонившись, сказал:

– Госпожа, приехала моя мать…

И Гвенвифар вспомнила, что не подобает ей стоять одной среди мужчин. Ее место с прочими дамами. И еще она поняла, что не в силах сейчас сказать ни единого слова утешения – ни Артуру, ни даже Ланселету.

– Я рада приветствовать тебя, королева Моргауза, – холодно произнесла Гвенвифар и подумала: «Я ведь солгала Моргаузе – следует ли мне считать это грехом? Может, добродетельнее было бы сказать: «Я приветствую тебя, королева Моргауза, ибо так велит мой долг, но я ничуть не рада тебя видеть. Лучше бы ты сидела в своем Лотиане – или провалилась в преисподнюю, мне это безразлично!» Она увидела, что Ниниана тоже подошла к Артуру – так, что теперь король шел между нею и Гвидионом, – и нахмурилась.

– Леди Ниниана! – холодно окликнула Гвенвифар. – Думаю, сейчас дамам лучше удалиться отсюда. Подыщи покои для королевы Моргаузы и позаботься, чтоб там было все необходимое.

Гвидион сердито взглянул на Гвенвифар, но возразить не осмелился. И Гвенвифар, покидая вместе со своими дамами двор крепости, подумала, что в положении королевы тоже есть свои преимущества.

Весь день ко двору Артура съезжались соратники и рыцари Круглого Стола, и Гвенвифар пришлось хлопотать над приготовлениями к завтрашнему пиру – которому суждено было оказаться погребальным. Завтра, в день Пятидесятницы, рыцари Артура, уезжавшие на поиски Грааля, воссоединятся вновь. Гвенвифар успела увидеть много знакомых лиц. Но она знала, что многим уже не суждено вернуться: Персеваль, Борс, Ламорак… Гвенвифар чуть мягче взглянула на Моргаузу; она знала, что королева Лотиана искренне горюет по Ламораку. Самой Гвенвифар казалось, что Моргауза ставит себя в нелепое положение, в ее-то годы обзаводясь столь молодым возлюбленным, но горе есть горе, и Гвенвифар сама видела, что во время погребальной службы по Галахаду, когда священник заговорил обо всех прочих, павших во время поисков Грааля, Моргауза опустила вуаль, скрывая слезы, а после службы лицо ее было все в красных пятнах.

Всю прошлую ночь Ланселет просидел в церкви над телом сына, и Гвенвифар даже не могла поговорить с ним наедине. Теперь же, после отпевания, королева велела Ланселету сесть за обедом рядом с ней и Артуром; наполняя его кубок, она надеялась, что Ланселет напьется допьяна и хоть ненадолго позабудет о своем горе. Ей больно было смотреть на лицо Ланселета, покрывшееся морщинами, осунувшееся от страданий и лишений, и на его кудри, сделавшиеся ныне совсем седыми. И она, любившая Ланселета сильнее всех на свете, не могла при людях даже обнять его и поплакать вместе с ним. Эта боль терзала ее уже много лет: почему, ну почему она не имеет права обратиться к нему при всех, почему она должна молча восседать рядом и всегда оставаться лишь его родственницей и королевой? Сейчас это было даже ужаснее, чем обычно, но Ланселет не поворачивался к Гвенвифар и старался не смотреть ей в глаза.

Поднявшись, Артур выпил за тех рыцарей, что никогда уж не вернутся из странствий.

– И сейчас я при всех клянусь, что до тех пор, пока я жив и пока стоит Камелот, их жены и дети никогда не узнают нужды, – объявил он. – Ваша скорбь – моя скорбь. Наследник моего трона умер, странствуя в поисках Грааля.

Артур повернулся и протянул руку Гвидиону; тот медленно приблизился. Сейчас, в простой белой тунике, Гвидион выглядел моложе своих лет. Его темные волосы были перехвачены золотистой лентой.

– Соратники мои, в отличие от всех прочих, король не может позволить себе долго предаваться горю. А потому я прошу вас оплакать вместе со мною моего погибшего племянника и приемного сына, которому так и не суждено было унаследовать мой трон. И сейчас, когда горе наше еще свежо, я прошу вас признать Гвидиона – сэра Мордреда, – сына моей единственной сестры, Моргейны Авалонской, моим наследником. Гвидион молод, но он – один из мудрейших моих советников.