Сэр Генрих какое-то время колебался, раздумывая о набеге, который мог бы принести немного продовольствия, но решил отказаться от этой идеи, опасаясь оставить замок беззащитным в преддверии нового восстания.
Неизвестность, связанная с судьбой брата, угнетала его. Юный Грегори Вьепон был популярен среди крестьян и среди рыцарей помладше, что никак не могло радовать наместника, который со своим титулом расставаться вовсе не спешил.
Если и были у него когда-либо тёплые чувства к племяннику, то с каждым месяцем отсутствия сэра Роббера в замке они таяли, как дым.
Грегори был проблемой. Одной из первых, наравне с бунтующими крестьянами и затаившимися шотландцами. И когда две из трёх проблем отступили, вопрос с Грегори вышел на первый план.
Генрих разместил племянника в башне, отгородил верными рыцарями от остального замка, чтобы не позволить тому баламутить воду и кричать о своём наследном праве владения замком Бро. У этого, однако же, оказалась и побочная сторона – теперь недовольные правлением наместника вовсю выставляли юного Вьепона мучеником и несправедливо обделённым своим узурпатором дядей. Вряд ли сам Грегори прилагал руку к тому, чтобы завоевать подобную славу, однако о том, что он хочет получить титул отца в ближайшее время, Грегори говорил, не скрывая – об этом докладывала стража, и, значит, он становился лёгкой добычей в руках интриганов.
Грегори нужно было обезопасить. Возможно, даже привлечь на свою сторону. Сэр Генрих пока ещё не решил как, но уже к лету предпринял первые шаги к примирению.
Грегори тоже был мрачен на протяжении всей весны.
Весь его досуг за пределами башни сводился к непрестанным тренировкам с мечом. Он старался продлить их как мог – только бы не возвращаться в стены своей темницы. И хотя участие в тренировках Милдрет заметно скрашивало это однообразное занятие, Грегори медленно овладевало уныние. Тренировки были бесполезны, если ему предстояло провести в четырёх стенах всю жизнь.
Милдрет, напротив, стремительно набирала форму. Её уныние начало отступать, едва она попала в услужение к Грегори, и теперь развеивалось с каждым днём. Она тосковала по свободе, и её по-прежнему задевали насмешки дворовых детей, но к насмешкам она привыкла уже давно. А теперь, возобновив тренировки, получила возможность отвечать на оскорбление не только словом, но и кулаками.
Милдрет по-прежнему оставалась стройной и даже хрупкой на вид, и многие дети не могли разглядеть в ней серьёзного противника, но вскоре обнаруживали свою ошибку. Нужно было только делать всё быстро и так, чтобы не заметили взрослые из числа рыцарей – это Милдрет поняла довольно быстро.
В конце мая она всё чаще стала подниматься на стену замка и смотреть на север, туда, где тонула в предрассветной дымке казавшаяся бесконечной равнина. Затем, когда солнце выползало из-за горизонта, шла на кухню, брала еду для Грегори и возвращалась в башню, а уже накормив хозяина и поев сама, отправлялась вместе с ним на тренировку.
Грегори становилось всё труднее сбивать её с ног, пока однажды, задумавшись о том, что ждёт его впереди, он не обнаружил, что лежит на лопатках сам. Милдрет же стояла над ним, шутливо рисуя остриём меча в воздухе восьмёрки.
Грегори выругался, и когда Милдрет протянула ему руку, предлагая помощь, оттолкнул её.
Милдрет отошла в сторону, позволяя Грегори встать самому, но лицо её так и светилось улыбкой – Грегори видел это, хотя губы Милдрет и были прямыми как черта.
– Смешно, да? – Грегори подхватил меч, но тут же со всей силы воткнул его в траву.
– Что? Нет, – Милдрет моргнула, не понимая толком, почему Грегори заводится от такого небольшого падения. Сама она падала по десять раз на дню и давно перестала обращать на это внимание. Смешно ей не было, но победа доставляла удовольствие – с этим Милдрет спорить бы не стала.
– Ты тут нужна, чтобы мне было кого побеждать, – сообщил Грегори, подходя вплотную к ней и отбирая меч. Милдрет и не думала сопротивляться, покорно отдала оружие и осталась стоять на месте, всё так же в недоумении глядя на него. – Ты – моя пленница, шотландка. Моя слуга. Не забывай своё место. Никогда.
Милдрет ещё раз моргнула и склонила голову в поклоне.
– Как прикажете, господин, – процедила она. – Желаете ударить меня, или мне пора отнести оружие в башню?
Грегори на секунду плотно сжал губы. Соблазн ударить был силён, и в то же время мысль о том, чтобы ударить по этому красивому лицу, изуродовать его синяком или кровоподтёком, не укладывалась в голове.
– Отнести в мои покои, – он бросил меч на землю. Отошёл в сторону, скрестил руки на груди и стал смотреть, как тренируются солдаты на соседней площадке. На душе было ещё более паршиво, чем когда он обнаружил, что лежит на земле, но причины Грегори понять не мог.