Милдрет же наклонилась, подняла клинок и понесла его к рыцарям, стоявшим поодаль и наблюдавшим за всей картиной. Ей тоже стало противно – больше от того, что вспышка Грегори произошла на глазах у всех, чем от самого того факта, что Грегори, бывавший вспыльчивым и раньше, на неё накричал. Впрочем, слова Грегори тоже на удивление удачно попали в цель. Сколько ни пыталась Милдрет осмыслить своё отношение к молодому англичанину, мысли без конца упирались в то, что её мнение, в сущности, никого не интересует. Как бы ни было названо её положение в замке с самого начала, она всегда была здесь всего лишь пленницей. Она могла бы терпеть подобное отношение от тех, на кого ей самому было наплевать – но понимать, что и Грегори относится к ней также, было по-настоящему больно.
Милдрет собрала оружие и, когда Грегори направился к башне, встроилась в конец процессии – за спинами охранявших её рыцарей. Грегори, не оборачиваясь, шёл впереди и повернулся к Милдрет только тогда, когда они уже входили в комнату – придержал дверь, позволяя внести внутрь сундук.
Не разговаривали они и потом, в течение дня. Грегори стоял и смотрел за окно, а Милдрет перечитывала письма, которые присылали им Седерик и капеллан – это было немного интереснее, чем читать Евангелие изо дня в день.
Уже вечером, когда она отправилась за ужином, к удивлению Милдрет её остановил во дворе новый слуга сэра Генриха.
– Сэр Генрих просил выяснить, ты умеешь читать? – спросил он.
Милдрет кивнула.
– Это письмо он велел передать твоему господину, – слуга сунул ей в руку свиток и пошёл прочь.
Милдрет проводила слугу удивлённым взглядом и снова вернулась на привычный маршрут.
Возвратившись в башню, она молча положила письмо на сундук перед Грегори и стала расставлять еду.
– Что это? – спросил Грегори, и с самой тренировки это были первые слова, произнесённые им вслух.
– Передал слуга вашего дяди, господин.
– Милдрет, прекрати.
Милдрет не ответила, лишь опустила миску рядом с письмом и, зачерпнув похлёбки из котелка, налила в неё.
Грегори отложил свиток и принялся за еду, но, закончив есть, снова взял его в руки и, развернув, стал читать. Лицо его стремительно светлело, и на нём расцветала улыбка. Откладывая письмо, он уже с трудом удерживался от того, чтобы не вскочить на ноги и не пуститься в пляс. Даже Милдрет стало любопытно, что за перемена произошла с её господином, и она потянулась было к письму, но затем отдёрнула руку и отвернулась, вспомнив утренний разговор.
– Достань бумагу и пиши, – приказал Грегори, не обращая внимания на этот маленький жест протеста.
– Вы сами пишете уже достаточно хорошо, – огрызнулась Милдрет и тут же пожалела о сказанном, потому что оно напрямую противоречило избранной ею тактике – вести себя так, как должен вести слуга.
Грегори поднял на неё взгляд и моргнул.
– Но у меня получается не так красиво, как у тебя, – растерянно произнёс он.
Милдрет повернулась к нему, собираясь огрызнуться ещё раз, но не нашла слов. Грегори смотрел на неё широко раскрытыми глазами, полными обиды и непонимания.
– Хорошо, – сдалась она и в самом деле потянулась к полке, на которой стояли письменные принадлежности.
– Нет, подожди, – Грегори поймал её запястье, – что только что произошло?
Милдрет поджала губы и продолжала смотреть мимо него.
– Милдрет! – рявкнул Грегори, и та вздрогнула.
– Слушаю, господин, – процедила она медленно, поворачивая к Грегори лицо.
– Что на тебя нашло?
Милдрет покачала головой.
– Ничего. Господин, – после паузы добавила она.
– Тогда прекрати это, я не люблю, когда ты такая.
– Ваши желания не предугадать.
– Милдрет!
Милдрет вздохнула и закрыла глаза, силясь взять себя в руки. В эту секунду Грегори шагнул к ней и, обняв за плечи, притянул к себе.
– Я что-то сказал с утра, да? Ты весь день… не такая.
Милдрет покачала головой и уткнулась ему в плечо.
– Мне трудно привыкнуть к тому, что ты мой господин, – сказала она. – Меня учили смирению, но из меня, видимо, вышла бы плохая монахиня.
Грегори провёл ладонью по её спине. Он не знал, что сказать, потому что по-прежнему не видел своей вины. Милдрет была его слугой, Грегори воспринимал это как должное. И то, что происходящее между ними постоянно выходило за пределы естественного для хозяина и слуги, удивляло его самого – и в то же время нравилось ему.
– Прости меня, – сказал он на всякий случай, решив не уточнять за что. – Я не хотел сделать тебе больно.
Милдрет прикрыла глаза и кивнула. Она расслабилась, ненадолго погружаясь в тепло рук Грегори, позволявшее забыть обо всём.
– Ты тоже меня прости, господин.
Последнее слово заставило Грегори дёрнуться, но он так и не сказал ничего. Ведь оно было правильным. Милдрет была просто слугой.
– Что я должна написать? – Милдрет наконец выпуталась из его рук и стала раскладывать на сундуке чернильницу, бумагу и песок.
– Пиши… – Грегори закусил губу. – Пиши: «Я рад, что случившееся между нами недоразумение исчерпано. Я буду рад принять приглашение… – он сделал паузу, задумавшись, – но…»
Милдрет в недоумении подняла от бумаги лицо.
– Приглашение? – спросила она. – Ты собираешься уезжать?