Тундра не любит слабых

— Однако все хорошенько готовляй, — напутствовал он Эдди утром, отправляясь в стадо.

Боло приехал из стада к вечеру. У него на нарте лежал связанный олень.

— Сейчас свежее мясо есть будем, — сказал он.

Мы с Эдди кинулись из балка, торопясь установить штатив и приготовиться к съемке. По нганасанскому обычаю, домашнего оленя нельзя резать. Его надо душить. Такой способ забоя диктуется не только обычаем, но и стремлением сохранить кровь, которая является весьма лакомым блюдом у народов Севера.

Олень был сброшен с нарты, на его шее Боло затянул аркан и обмотал конец вокруг морды. Животное конвульсивно дернулось несколько раз и затихло. Трудно сказать, сколько оленей забил Боло на своем веку. Очень много. Разделывая тушу, он действует, как опытный хирург. Каждое движение точно. Последовательность действий выработана годами. Вся разделка не занимает и десятка минут. Четким движением он проводит ножом по брюху, вокруг головы и ног. Нажим так идеально рассчитан, что на подкожных тканях не видно и крошечных порезов. Туша еще теплая. Надо торопиться, пока она не застынет на морозе. Несколько рывков — и олень без шкуры.

Также размеренно и быстро отделяются ноги, голова, вскрывается брюшная полость. Здесь руки должны действовать особенно расчетливо. Небольшая царапина на огромном желудке — и все содержимое — переваренная зеленая масса ягеля — растечется по туше, мешаясь с кровью. За Боло опасаться нечего. Он знает свое дело. Глазам открывается языческая гамма красок — фисташковая окраска желудка, перламутр кишок и алая кровь на белом снегу.

Эдди сосредоточенно стрекочет камерой, успевая снять сразу все: и крупным планом руки женщин, разбирающих мясо, и нож, режущий внутренности, над которыми вьется парок, и группу людей в парках, суетящихся около оленя. Последний кадр — горячая темная кровь, хлынувшая из вен и артерий, когда твердая рука Боло вырывает сердце, и ковш из сложенных веером ребер, который вычерпывает кровь из брюха и разливает по котлам.

Потом мы садимся в балке. Пока варятся жирные внутренности, спорим о том, что же является истиной. Вот только что произошло обычное событие: забили оленя и съели его. Глаз киноаппарата беспристрастен. Можно снять и предсмертную судорогу гордого животного и снять во весь кадр глаз, в котором затухает жизнь. На экране это будет выразительно, но лица людей, промелькнувшие в этой маленькой сцене, вызывали бы отвращение. Можно снять и по-другому. На экране будут люди, заслуженно пользующиеся плодами своих трудов. Выращен олень, выращен так же, как растят хлеб, и он дает людям пищу. Где же объективность? Где же правда жизни?

Сходимся на том, что любой факт можно преподнести по-разному и что машина, механически запечатлевающая все происходящее, объективной картины событий дать не может. Не та будет объективность. Не человеческая.

А мы хотим, чтобы у нас на экране была жизнь во всем ее многообразии: и людское счастье, и горе, и неизбежная жестокость. Невозможно сказать, удастся ли замысел, но мы очень хотим быть объективными.

…К вечеру приезжают гости. Вести по тундре разносятся с необычайной быстротой. Иногда даже непонятно, как люди ухитряются узнавать о тебе еще задолго до твоего приезда. Вот и сейчас уже везде известно о нашем приезде.

Всего собралось человек десять — все из соседней бригады, которой командует брат Боло.

У нганасан нет в языке слов «здравствуй», «до свиданья», «спасибо» и других. Они ни к чему. Единственное, что отмечает встречу, — поцелуй. Молодежь игнорирует и эту условность, но старики обычай чтут. Гость сначала обходит всех старше себя и подставляет щеку. Потом садится и ждет, когда люди помоложе подойдут к нему. При этом надо учитывать одну существенную тонкость: возраст мужчины исчисляется по возрасту его супруги. Если вы. скажем, женаты на старухе, то обретаете право людей одинаковых с ней лет. Если, наоборот, вы немолодой, но женаты на юной особе, то должны смиренно обойти людей, может быть, годящихся вам в сыновья, и подставить им щеку.

Боло женат на женщине старше себя. Он поэтому восседает в кругу самых старших и принимает приветствия с полным основанием.

Самым последним явился Муча. Я ожидал, что сейчас он усядется и все поплетутся к нему подставлять щеки. Но Муча смущенно обошел всех, и даже мне пришлось чмокнуть его в холодную с мороза щеку. Мне показалось, что произошла какая-то путаница. Ведь в прошлом году при тех же обстоятельствах и Боло, и все присутствующие отдавали ему дань как старшему. Все выяснилось немного позже, когда в балок пришла молодая женщина, приехавшая вместе с ним.

— Амты мана иняку [это моя старуха],— представил мне ее усевшийся рядом Муча.

— Однако ты теперь меня моложе будешь, — сказал я ему, прикинув возраст его супруги.

— Э-э, — безропотно согласился Муча и закурил.

Боло не терпелось продемонстрировать гостям магнитофон, с которым мы его уже успели ознакомить. Едва чаепитие было закончено, как он сказал Эдди:

— Ну однако машину-то доставай!