Когда гребешь в одном ритме и не надрываешься, начинаешь двигаться, как автомат. Даже дремлешь за этим занятием. В пути мы уже больше половины суток, и спать очень хочется. Эдди прикорнул на корме и клюет носом. Я машинально шевелю веслами, и дремота наваливается на меня. Легкий толчок заставил нас вскинуть головы. Лодка идет прямо на маленький островок. Течение настолько сильное, что обогнуть островок мне не удается. Я поднимаю весла и жду, когда лодку прижмет к нему. Нас несет прямо на корягу, прибитую к берегу. Коряга сплошь усеяна какими-то маленькими красноногими птичками. Они спокойны. Лодка их не пугает.
Эдди прицеливается в них камерой и прокручивает несколько метров пленки. Его внимание тут же отвлекает лебедь, выскочивший неведомо откуда и хлопотливо бегающий по берегу. Попадает на пленку и он. Вылезаем из лодки на мель. Решили сделать привал.
Дым костра отгоняет полчища кровопийц. Мы с удовольствием наблюдаем, как комары бессильно пытаются поживиться на наших сапогах. Толстенная кожа им не по «зубам», вернее, не по носам. Попивая чай, покуривая, говорим о том, о сем. Затем собираем плавник посырее (как не хочется выползать из-под дыма!), бросаем его в костер…
Просыпаемся одновременно, идем к берегу. Берег песчаный. Вода сошла недавно, и весь он покрыт рябью, точно копирующей поверхность реки в ветреную погоду. По этой зыби идет какая-то маленькая птичка. Идет прямо от нас к полосе кустиков и мха.
— Птенец! — кричит Эдди и кидается за аппаратом.
Я преграждаю птенцу дорогу и пытаюсь взять его в руки. Он смешно растопыривает крылья, разевает клюв, кричит и даже наскакивает на мою руку. Внезапно над моей головой раздается свист крыльев. Инстинктивно оглядываюсь — буквально в нескольких сантиметрах от лица проносится крачка — небольшая чайка, с красиво изогнутыми крыльями. Она кричит требовательно и тревожно. Я все же беру птенца в руки: его надо отнести на не затоптанную сапогами землю, и тогда Эдди его снимет. Новая атака крачки чуть не заставила меня выпустить птенца из рук. Отважная птица зависает в воздухе совсем близко от моей головы, и мне кажется, что она вот-вот долбанет меня клювом. Я бегу от нее. Крачка гонится за мной. Приходится выпустить птенца…
Устье Угарной видно издалека. В этом месте Дудыпта делает крутой поворот и становится гораздо шире. Правый берег очень высокий. Там видны чумы бригады рыбаков. Нас догоняет Хунупте, выскочивший на ветке из какой-то протоки, здоровается и плывет рядом.
— Гостевать пришли? — спрашивает он улыбаясь.
— Гостевать, — отвечаем мы и тоже улыбаемся.
Трудно не улыбнуться в ответ старику: очень уж у него заразительная улыбка.
Старик Хунупте месяц назад поразил нас с Эдди сверхъестественным зрением. Здесь, на Угарной, в то время собрались рыбаки всего колхоза, чтобы выехать к местам лова. Однажды утром, выйдя из чума, я увидел группу нганасан, что-то рассматривающих в бинокль на еле видном противоположном берегу реки.
— Однако олень, — говорил старик Хунупте, показывая рукой на берег.
— Где олень? — спросил Эдди.
— Вон, — показал старик. — На берегу.
Я всматривался в ту сторону, с трудом различая берег.
— Ты видишь? — спросил я Эдди, не доверяя своему зрению.
— Нет, — ответил растерянно Эдди.
Зрение у него было безукоризненное.
— Дай-ка бинокль, — попросил я у одного парня.
Он протянул мне бинокль. Но и бинокль не помогал. Я разглядел маленькое белое пятнышко, похожее на кусок нерастаявшего снега. Эдди взял у меня бинокль, посмотрел и решительно объявил:
— Снег!
Старик Хунупте, приложив руку козырьком ко лбу, посмотрел и не менее решительно сказал:
— Однако пороз [бык] — рога маленько выросли.
Можно еще было допустить, что ему каким-то образом удается разглядеть оленя, но на таком расстоянии увидеть маленькие тонкие рога! Это было невероятно. Я в деликатных выражениях высказал сомнение.
— Однако ехать надо добывать, — обратился старик к своему сыну, пропустив все замечания мимо ушей.
Сын Хунупте, а с ним еще двое парней взяли моторку и отправились к месту, указанному стариком. Часа через три они вернулись и привезли пороза с уже отросшими рогами…
Хунупте плыл рядом с нами и рассказывал о рыбачьих делах. Они шли неплохо. В этом году колхоз принял решение заготовить много юколы для продажи. Юколой здесь называют сушеную рыбу. Заготовка юколы колхозом — дело новое. Еще неизвестно, как это будет принято на материке. Но колхозники надеются, что национальное северное блюдо будет одобрено.
На Угарной живут шесть семей рыбаков: четыре нганасанские и две долганские.