Тундра не любит слабых

Мы идем в чум бригадира, Агаппия Левицкого. Туда сходятся и все рыбаки. Садимся пить чай, толкуем о рыбе. В таких масштабах, как сейчас, рыбу не ловили ранее ни нганасаны, ни долганы. Рыбная ловля играла лишь вспомогательную роль. Да и сетей было мало. Столетия три-четыре назад их делали из жил. С появлением здесь русских стали раздергивать ткани на нитки. Из ниток вязали сети. Перед установлением Советской власти здесь были еще в ходу сети, вязанные из ниток мешковины. Теперь даже капроновых сетей достаточно. Но это еще не все, что нужно для успешного лова. Рыбой здесь богаты, как иные внутренние водоемы, не все реки. Внутренние водоемы же находятся далеко от пунктов приемки рыбы — холодильников.

Отдыхать нам некогда. Приходится вновь спускать свое судно на воду и плыть дальше на север.

Пясина встречает нас ветром и крутой волной. Мы поднимаемся немного вверх и подходим к долганской бригаде, находящейся рядом с рыбоприемным пунктом и полярной станцией. Тут можно отдохнуть…

Трудно сказать, повезло нам или не повезло. С одной стороны, повезло. Пришла моторка, направляющаяся на Агапу, к рыбакам Норильского рыбозавода. Она нас забросит к устью Агапы, к последней нганасанской бригаде. С другой стороны, когда же, наконец, удастся выспаться? Опять потянутся десятки часов речного путешествия, опять ветер и болтанка, насквозь промокшие куртки и онемевшие от постоянного сидения в лодке ноги.

Мы проскакиваем мимо всех бригад. Рыбозаводской моторке останавливаться некогда. Она остановилась только один раз, чтобы высадить нас у бригады Боптэ.

Боптэ был рад нам. Мы с ним договаривались, что приедем повидаться в конце лета. Он думал, что мы не сможем добраться до его стойбища.

После двухдневного отдыха мы с Эдди стали укладываться, готовясь в путь. Теперь нам предстояло двинуться вверх по течению Пясины. Мы рассчитывали задержаться у старика Локая, прекрасного охотника на дикого оленя, потом побывать в бригаде Паддеку и оттуда — к полярной станции, к которой ходят самоходные баржи и речные караваны. От полярной станции наш путь лежал на юг, через факторию Курья и озеро Пясино на Валек, норильский речной порт.

Старого Локая все любят. Любят за веселый характер, за то, что он очень приятный собеседник и отзывчивый человек. А я люблю Локая еще за одно качество: он обладает сильно развитым чувством истории. Он очень любит вспоминать ушедшие дни, и слушаешь его — как будто читаешь увлекательную книгу.

Локай — хранитель истории нганасан. Он помнит все. Если его заставить рассказать хотя бы сказки, которые он знает, то это составило бы фолиант. Но самая большая страсть Локая — философствование о природе вещей. Вот и в этот раз после обязательного обмена новостями Локай начинает разговор на эти темы.

— Однако тебя ум как будет — земля живой или нет? — спрашивает он.

— Однако нет, — отвечаю я, лежа на шкуре, — тебя ум-то живая земля?

— Не знаю, — отвечает он, — только старая вера, будто живой земля. Старики говорили, земля шкуру держит. Каждый год линяет шкура. Как снег уходит— и линяет шкура. Новая шерсть — мох, трава вырастает… Раньше так думали.

— Теперь-то земля не живой, — вмешался в разговор совсем дряхлый старик Кая из соседней бригады, приехавший к Локаю гостевать, — мне моего сына дочь говорила — она в школе так слышала.

Старик славился тем, что был очень недалек, и Локай только досадливо рукой махнул, когда тот вставил свое слово.

— Тебя ум, видом-то земля какой будет? — спросил он опять меня.

— Видом-то будет шар, как кулак, — пояснил я, опасаясь, что старик не поймет. Круглых предметов в нганасанском обиходе нет.

— Вот-вот, — обрадовался внезапному открытию Локай. — Как мяч, наверное, будет. Я тоже век думал: видом земля какой будет? Старые люди говорили, земля ровный, как ладонь. Видом как круг на воде, когда камень бросишь. Однако я-то думаю — неправильно это. Каждый год весна бывает. Каждый год снег тает. Совсем много воды бывает весной. Уходит вода. Куда уходит? Не только весной уходит. Век бежит куда-то. Вода вверх никак идти не может. Никто не видел, как вода на гору идет. Всегда вода с горы идет. Век идет, идет. А куда девается потом? Если земля ровный, никуда вода течь не будет. На месте будет. Если земля круглая, все время сверху вниз течь будет.

— Однако перва-то земля ровным была, — перебил его рассуждения старик Кая, — теперь круглый стал.

— Однако совсем пустой говорка, — вскипел Локай. — Как земля может иной стать? Сам столько живешь, видеть можешь!

— Однако перва земля ровным была, — упорствовал Кая.

— Ты-то как знать будешь?

— Однако меня сторона мой дед говорил. Он никогда врать не мог. Всегда правду говорил. Теперь, круглый стал — девка сына говорила. Тоже не может врать.

Локай только головой покрутил в ответ и велел невестке жечь костер и варить рыбу.

За три дня, пока мы были у Локая, ЭдДи измучил всех и измучился сам. Он подкарауливал старика, его сына, Хопяку, жену Хопяку и даже его маленькую дочь и подолгу смотрел на всех в «большой бинокль». Так старик Кая называл киноаппарат.