И тут же мы все, как по команде, обступаем ее. У мамы всегда была особая власть над людьми. Такую рассказчицу, как она, все готовы слушать, вытянув шеи.
Даже Полин не удается скрыть интерес. Она слушает, а ее рука ползет к воротничку. Сегодня так уже было несколько раз. Может быть, нервный тик? – думаю я, хотя это странно. Она ведь сама сказала, что ни во что такое не верит, почему же тогда так нервничает?
Антон начал снимать, и когда мама снова начинает говорить, она обращается уже не только к нам, но и к невидимым зрителям.
– В один прекрасный вечер в 1925 году на такой же скамейке в Люксембургском саду сидел некий господин, – сделав паузу, мама похлопывает по скамейке рядом с собой. – Он сидел, радуясь книге и прекрасной погоде, и вдруг к нему подошел незнакомец в черном плаще и пригласил в свой дом на концерт. Приглашение был принято, и господин с книгой, следуя за человеком в черном, отправился к нему в гости. Вечеринка была уже в разгаре, и всю ночь они наслаждались музыкой, вином и прекрасной компанией.
Мама улыбается с видом заговорщицы и продолжает.
– Под утро наш господин отправился к себе домой, но вдруг заметил, что забыл в гостях зажигалку, и вернулся. В доме было темно, двери и окна заколочены наглухо. Сосед рассказал ему, что в этом доме действительно когда-то жил музыкант, но он умер больше двадцати лет назад.
У меня по спине бегут мурашки, но это почти приятные мурашки от хорошей истории о привидениях. Не такие, как раньше, в кафе.
– И по сей день, – продолжает мама, – придя в этот парк после захода солнца, будьте готовы, что к вам подойдет человек в черном плаще с таким же приглашением. Принять ли его? Решайте сами!
– Хоть одна история, где призрак не противный, – замечает Джейкоб.
Когда мама поднимается со скамейки, я ощущаю холодное дуновение.
Но, сколько бы я ни всматривалась, на дорожке никого нет.
– А ты… – начинаю я, но Джейкоб уже впереди, догоняет съемочную группу. Я вздыхаю, пытаясь прийти в себя.
– Кэсс! – зовет папа. – Не отставай!
Кусая губы, я бегом бросаюсь за ними.
– Что это ты все время оглядываешься, – удивляется Джейкоб, – смотри, шею не сверни.
Он идет рядом, только задом наперед.
– Давай лучше я буду смотреть. – Он сует руки в карманы и усердно вглядывается в даль, даже щурится. – Тебе все еще кажется, что за нами гонятся?
– Не знаю, – качаю я головой. – Просто у меня такое чувство, что… что-то не так. Причем целый день.
– Может все дело в ретроградном Меркурии?
Я таращу на него глаза.
– Это еще что? Что это значит?
– Понятия не имею, – признается Джейкоб, поворачиваясь ко мне, – я просто слышал, иногда так говорят, если все катится кувырком.
Я хмурюсь.
– По-моему, планеты здесь вообще ни при чем.
Джейкоб пожимает плечами, и до следующего места съемки мы идем молча.
Эйфелева башня – не какая-нибудь мелочь.
Ее ажурный силуэт на фоне неба виден издалека. Вблизи она уже не кажется такой ажурной. Она массивная и похожа на огромного стального зверя.
В сквере у подножия башни многолюдно. Все вокруг веселы и беззаботны, греются на солнышке. Но я могу поклясться: стоило съемке начаться, как мамины волосы растрепал легкий ветерок, а папе на лицо упала едва заметная тень.
Они приносят настроение с собой.
– Эйфелева башня – одна из самых знаменитых архитектурных достопримечательностей и место паломничества туристов со всего мира. Памятное место, – рассказывает папа, а Антон снимает его.
Вступает мягкий мамин голос:
– У него есть своя история.
Перед тем, как продолжить, мама смотрит на башню.
– В самом начале двадцатого века молодой американец полюбил француженку. Он начал за ней ухаживать, и пригласил сюда, на башню, чтобы объясниться. Он хотел сделать ей предложение, но, когда вынул кольцо, девушка от неожиданности отшатнулась, потеряла равновесие и упала…
У меня перехватывает горло, по коже опять бегут мурашки. Может, это из-за происшествия в кафе, но Эйфелева башня вдруг начинает казаться зловещей. Она словно только и ждет нового несчастного случая.
– Таких историй десятки, – в папином голосе слышится сомнение. – Возможно, это просто городские легенды?
– Как минимум одна из них правдива, – возражает мама. – Туристы уверяют, что видели здесь юную девушку в подвенечном платье, которая сидела на перилах, мечтательно улыбаясь, как влюбленная.
Краем глаза я замечаю движение.
Это Полин. Слушая моих родителей, она снова хватается за воротник блузки. И вдруг я вижу, как она что-то вытягивает из-под него. Это серебряная цепочка с медальоном. Мое сердце готово выпрыгнуть из груди, я нащупываю зеркальце в заднем кармане и готова дать отпор любому неупокоенному духу.
Но тут на медальон падает свет, и я понимаю, что он вовсе не зеркальный. Это самое обычное украшение. Видно, что медальон не новый. Полин трет его пальцем и что-то неслышно шепчет.