Туннель из костей

– Но ты ничего не сказала! – кричу я, выходя из себя. – Только смотрела и молчала. Почему ты меня не предупредила?

Полин округляет глаза.

– Тебя бы это остановило?

Я открываю рот, чтобы возразить, и снова закрываю.

– Так я и думала.

Мне хочется плакать. Хочется сказать, что я должна добиться успеха. Что Тома становится сильнее, и мне обязательно нужно узнать его историю, напомнить ему, кто он и как умер, – тогда зеркало сработает, и я смогу отослать Тома из этого мира, пока никто не пострадал… или даже хуже.

Вместо этого я закрываю лицо руками и пытаюсь успокоиться, а потом бреду за Полин вниз по лестнице, на улицу, на солнце.

До моста мы идем молча, тишину нарушают только звуки сирен – мимо спешат машины «скорой помощи». Это не Тома, уговариваю я себя. И очень надеюсь, что это действительно так.

– С другой стороны, – замечает Джейкоб, – если это все-таки Тома, значит, он отстал от тебя.

Но мне от этого не становится лучше.

Джейкоб оглядывается и хмурит лоб.

Что еще? – спрашиваю я мысленно.

Он колеблется, но потом машет рукой.

– Да нет, ничего.

Впереди показалась Сена, на мосту я вижу родителей. Они стоят, облокотившись о каменный парапет, и ждут, когда Антон и Аннет подготовят видеокамеры к съемке.

Мостов в Париже много, они пересекают реку, тянутся от берегов к двум островам, плывущим, словно корабли, посередине реки. Этот мост ничем особенным не выделяется – он из того же светлого камня, что и большая часть города, – но стоит подойти к нему, как Вуаль начинает биться, пульсировать и буквально обматывается вокруг меня. Джейкоб косится на меня с беспокойством, но мне удается справиться с Вуалью и удержаться на ногах.

Когда мы с Полин подходим, съемка уже началась.

– Париж богат историями о привидениях, – говорит мама. – Среди них есть и страшные, и таинственные. Некоторые повергают в трепет, другие просто печальны. Не мало и трагичных, как, например, история привидения на мосту Мари.

Джейкоб снова оглядывается. Наверное, он просто следит, чтобы не упустить Тома.

– В годы Второй мировой войны, – поясняет папа, – Участники Сопротивления через своих агентов добывали информацию и выведывали секреты нацистов.

– Эй, Кэсс, – зовет Джейкоб, но я хочу послушать и шикаю на него.

– Рассказывают, что жена одного из борцов Сопротивления стала таким агентом, причем не совсем обычным. Она начала встречаться с немецким солдатом, и передавала добытые сведения мужу. Жена и муж встречались здесь, на мосту Мари, в полночь…

– Кэсс, – снова шепчет Джейкоб.

– Ну что? – шиплю я в ответ.

– За нами кто-то следит.

Что?

Я смотрю туда же, куда и он, уже собираюсь приникнуть глазом к видоискателю и увидеть Тома. Но вижу девчонку с высоко завязанным хвостиком и в золотых кроссовках, на которых играет солнце.

Адель.

К ее чести, она не пробует спрятаться или удрать. И даже не делает вид, что рассматривает что-то или кого-то другого. Она просто идет к мосту – руки скрещены на груди, голова наклонена, во рту белая палочка от леденца.

– Как-то в морозную зимнюю ночь, – продолжает мама, – женщина пришла на мост, а ее муж не появился. Он так и не пришел, и она замерзла насмерть вот здесь, и добытые секреты навек застыли на ее языке…

Я подхожу к Адель.

Она на целую голову ниже, но смело смотрит на меня, не отводит взгляд.

– Давно ты за мной идешь? – спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

– Сразу, как ты от нас вышла.

– Зачем?

– Я слышала, что ты говорила моей матери, – глаза у нее делаются узкими, как щелки. – Почему на самом деле тебя интересует история Тома Лорана?

– Я же уже сказала твоей матери – я изучаю его историю.

– Зачем?

– Для школы, – вру я.

– Сейчас лето.

– Ладно, – сдаюсь я. – Мне просто интересно.

– Почему?

– Я любопытная.

– Почему?

Я устало вздыхаю.

– Потому что я охотник за призраками, а Тома Лоран призрак. Он полтергейст – дух, который отличается особой силой. Я нечаянно разбудила его, и теперь он буйствует и создает массу проблем. Я должна отослать его на другую сторону, но не могу этого сделать, пока не узнаю кто он, кем был… Все дело в том, что сам он ничего не помнит.

Джейкоб стонет, схватившись руками за голову, но Адель просто смотрит на меня. Кажется, из-за языкового барьера она не поняла и половины.

После долгой паузы она кивает:

– Окей.

– Окей?!

– Я тебе верю.

На плече у нее висит рюкзачок. Она снимает его, расстегивает молнию и достает десяток картонных карточек с обтрепанными краями.

– Смотри, что я принесла, – она протягивает мне карточки.

Это фотографии, черно-белые, пожелтевшие и выцветшие от времени.

На одной из них мальчик. Я сразу его узнаю – это Тома.

Круглолицый, с буйными кудряшками, он улыбается. Улыбка не злая, а открытая и веселая. У меня начинает щипать в носу, когда я вижу этого мальчика – не призрачного, а живого, с веселыми, яркими глазами.

Реального.

Я беру фотографии, перебираю стопку. На следующей Тома не один. Рядом с ним мальчик старше на несколько лет – стоит, положив руку на голову Тома. Это, наверное…

– Это Ришар, – говорит Адель. – Старший брат Тома. Мой прадедушка.