Тупая езда

— Собственно говоря, это типичный сон, вызванный волнением и десексуализацией, очень распространенный случай для людей в вашем положении. Волноваться здесь не о чем, все довольно предсказуемо; удаление пениса, закупорка ануса пенисом, поскольку анус, разумеется, тоже является крайне сексуаль…

— Ну нашел кому рассказывать. Я в свое время так чпокал эти коробочки с шоколадными конфетами… только с пташками, разумеется…

— Мистер Лоусон, вы должны прекратить эти…

— Что прекратить? Вы говорили, я должен рассказывать о том, что чувствую…

— Да, но наши сеансы превратились в непрекращающийся поток подробностей о вашей сексуальной жизни…

— Прошлой сексуальной жизни, в этом-то, сука, и проблема, приятель! Это и есть то, что я чувствую. — Я качаю головой и смотрю в потолок. — На кой хер мне все это нужно? — спрашиваю я сам себя, правда вслух, а потом смотрю парню прямо в глаза. — Единственное, что мне поможет, — это тупая, сука, езда, а ее вы мне подогнать не можете. Все, что вы делаете, — это пичкаете меня таблетками. Я продолжаю их принимать, но моя жизнь превратилась в дерьмо и с каждым днем становится все дерьмовее!

Я все рассказываю и рассказываю, но парень-то сечет. Он примерно моего возраста, и у него на лице написано, что он кое-что повидал в жизни, не просто студент какой-нибудь. Совсем как у меня в такси, как у всех, кто трудится на себя в сфере обслуживания: отрабатывает, сука, часы, просто сидит и выслушивает, как какие-то придурки несут всякую херню.

— Полагаю, вы озабочены своим пенисом и своей сексуальной жизнью.

Ну что тут, сука, сказать? Не поспоришь, верно?

— А кто из мужиков не озабочен, если уж по правде, а? — говорю.

Чувак, кажется, размышляет над этим, а потом выгибает дугой брови.

— Это огромная часть нашей жизни, наша сексуальная активность. И вы, судя по всему, вели очень активную половую жизнь. Но этим жизнь отнюдь не ограничивается. Люди приспосабливаются к жизни без секса.

— А я не люди!

Парень пожимает плечами. Готов поспорить, уж он-то трахается. И наверняка вдоволь. С какими-нибудь высококлассными безналичными шлюхами на всяких медицинских конференциях. Этот придурок не знает, что я однажды играл психиатра в «Вызывается доктор Трах». Да, я играл профессора Эдмунда Траха. Коронная фраза, обращенная к пташке на кушетке: «Как профессионал, я твердо убежден, что у вашей проблемы сексуальный корень». Да, легко говорить, когда тебе дают. Парень уставился на меня, как будто прочитал мои мысли.

— Но ведь таблетки, которые вы принимаете, наверняка имеют хотя бы какой-то эффект?

— Нет! Вообще никакого. Я по-прежнему хочу кому-нибудь вдуть! У меня постоянно ноет в паху. — И я чувствую, как мой взгляд снова опускается вниз, к Верному Другу.

Парень очень строго качает головой:

— Мистер Лоусон, этого просто не может быть. Доза настолько велика, что это равносильно химической кастрации. Что касается сексуальных позывов, о которых вы упоминаете, в принципе, вы не должны чувствовать вообще ничего.

— Да, но я чувствую! Особенно по ночам!

— Я могу лишь предположить, что вы также страдаете от какого-то общего расстройства, которое проецируется на ваши половые трудности.

Мы ходим по кругу: этот придурок вообще, сука, не врубается.

— Да, но это расстройство вызвано тем, что я, сука, не могу потрахаться!

Парень качает головой:

— Должно же быть что-то, что помогает вам справляться.

— Да, должно, и я направляюсь туда прямо сейчас, — говорю я этому придурку.

После чего съебываю оттуда нахер, сажусь в кэб и еду в «Сильверноуз». Я приезжаю, а парень в клубе говорит:

— Сегодня никакого гольфа, приятель, поле затопило. На всех общественных полях то же самое.

ЕБАТЬ МОЙ ХУЙ!

Я возвращаюсь в кэб и не могу не задуматься о своей доле. Я схожу с ума, я словно веду какое-то сумрачное существование. Вокруг сплошные чокнутые пташки, которые выслеживают меня по телефону, шлют сообщения и не верят, сука, когда я говорю, что не могу с ними встретиться. В результате они становятся еще настойчивее; думают, что я притворяюсь крепким орешком! Я! Вот еще новость: за всю свою жизнь я ни разу не играл в эту игру! Пытаешься объяснить им, сука, что болен, так они решают, что у тебя нет отбоя от желающих и тебе некогда. Особенно это касается Большой Лиз из диспетчерской, та уже, вместо того чтобы надрать мне задницу, угрожает расквасить ебальник!

Но кого мне по жизни хватает выше крыши, так это, сука, идиотов.

Я заскочил в бар «Сазерн», чтобы воспользоваться вай-фаем, но тут ко мне подходит Толстолобый с обычным для него тупым выражением лица. Он получил работу в диспетчерской, после того как у него отобрали права. Это в его духе, овца ставшая волком.

— Как жизнь? — говорю я. Затем спрашиваю, что ему нужно.

— Тез, я должен тебя предупредить, приятель. Плохие новости. — Он понижает голос. — Я рассказываю тебе об этом только потому, что мы друзья и я знаю, что вы с Большой Лиз… ну, в общем, что вы не особенно сейчас ладите.

— Ясно. — Я врубаю ноутбук. — В чем дело?