Ронни по-прежнему даже не улыбнулся. Может теперь он и конченый придурок, но, когда ему было двадцать, он наверняка раскатывал больше дорожек, чем Толстолобый в букмекерских конторах.
— Что с тобой случилось… ты в порядке? Ты что, опять нюхал кокаин? После всех заморочек с этими чертовыми копами?
Я решаю рассказать ему о своей дилемме.
— Одна пташка, моя хорошая подруга, — объясняю я (если ты не можешь назвать того, кого трахнул во всех возможных позициях хорошим другом, то наш вид в незавидном, сука, положении), — кажется, она исчезла с лица земли, так-то. А поскольку она пропала, когда была у меня под присмотром, я чувствую себя немного виноватым.
— У тебя под присмотром?
Я рассказываю Ронни про Пуфа, про то, что я присматриваю за его бизнесом, а значит, и за ней, потому что она работает на Пуфа, и про то, что я хочу, чтобы она объявилась здесь, прежде чем Пуф вернется из Испании, иначе он может взяться за ремень.
— Ты должен обратиться за помощью в полицию, — говорит Ронни, а затем задумывается над сказанным.
— Я не хочу, чтобы они мне помогали ни с одним из моих предприятий. Лучше держать государство и его представителей подальше от частного бизнеса, — говорю я.
— Лучше и не скажешь, черт побери, — соглашается Ронни. — Ублюдки. Черт, да здесь у копов даже оружия при себе нет, неудивительно, что они разгуливают по улицам и нападают на добропорядочных граждан, вместо того чтобы сажать за решетку бандитов и всякие отбросы из гетто.
И тут я понимаю, что мне, сука, немного хреново, я весь потею, и голова кружится, поэтому сажусь. Словно приходом накрыло, я пытаюсь дышать, а в это время все вокруг начинает вертеться. Хер его знает, что там было намешано в этой пыли…
Я слышу голос Ронни:
— Терри, ты в порядке? В чем дело?
— Ага… — Я откидываюсь на камин и смотрю на придурков, которые регистрируются у стойки. Ничего хорошего все это не предвещает.
Ронни кладет руку мне на плечо.
— Ты в порядке, дружище? — слышу я, но его голос звучит совсем глухо и словно откуда-то издалека, а потом он кричит: — ВЫЗОВИТЕ ВРАЧА!
И вот я уже на полу, пофиг, что я упал, но ведь я отрубился и теперь лежу на гребаном полу и смотрю на большую сверкающую люстру в холле.
— Пиздец, я на какое-то мгновение потерял сознание, — говорю я и пытаюсь встать.
— Не двигайся, — говорит Ронни, удерживая меня. — Сейчас приедет «скорая».
— Не нужна мне…
— Это плохой знак, Терри. Тебе нужно провериться, моя страховка покрывает лечение для моих партнеров.
И тогда я думаю: учитывая, что старый хер Генри лежит в госпитале, а у моей старушки больные ноги, может, сука, и правда стоит расслабиться — и пусть себе обследуют. В конце концов, гены и все такое. И вот подъезжает «скорая», входят парни в халатах, кладут меня на каталку и увозят…
25. Представительская ложа «Тайнкасла»
Мы идем в большой представительский зал, который находится прямо под трибуной! Говорят, что на стенах там деревянные панели, точняк, деревянные панели! Я! Джонти Маккей из Пеникуика! Да, мы с Хэнком идем туда, чтобы увидеться с нашим двоюродным братом Малки! Мы такие важные, просто берем и входим! Если бы я рассказал об этом малышке Джинти, она бы ответила:
— Джонти, да ты растешь! Еще немного — ты и говорить с такими, как я, не захочешь!
Но я бы хотел поговорить с Джинти, о да, хотел бы, только это она должна заговорить со мной первой. Да, она. Но я стараюсь об этом не думать, потому что я в таком восторге, я счастлив, даже несмотря на то, что Хэнк как будто бы не в духе.
— Теперь все решат, что для Куика мы слишком классные, Хэнк, — говорю я, потому что так бы они и решили. Если бы увидели нас, конечно.
— В Пеникуике нет ничего плохого, Джонти, — говорит Хэнк. — Люди забывают об этом, вот Малки, например, забыл. Не нужно быть как они, Джонти.
— Но ведь это было вежливо с его стороны — пригласить нас, Хэнк, вежливо, точняк.
— Да, пожалуй. — Хэнк смотрит на меня так, как он всегда смотрел, когда мы были еще маленькими, — прямо в глаза. — Если только он не станет из-за этого командовать. Он забывает, что мы ничем не хуже его.
— Ничем не хуже, Хэнк, ага, ничем не хуже. Так и есть, ага, ага, ага, — говорю я, и мы подходим к двери.
Нам ужасно вежливо улыбается мужчина в темно-бордовом пиджаке. Пиджак как у управляющего. Хотел бы я такой пиджак. Чтобы в нем щеголять. Клевая была бы работенка, просто провожать людей в представительский зал в дни матчей. А вот что, если бы внутрь захотел попасть кто-нибудь, кого я знаю, но их не оказалось бы в списке? Мне бы пришлось их развернуть, потому что это моя работа. Но мне не хватило бы духу сделать это, точняк, не хватило бы. Возможно, такая работа не для меня, потому что мне нравится красить вместе с Рэймондом и все такое. Плинтуса. И вот, как только мы подходим к мужчине в темно-бордовом пиджаке, он говорит:
— Добро пожаловать в представительскую ложу «Тайнкасла»!
Затем он впускает нас внутрь, потому что мы называем ему свои имена; ага, наши имена, которые есть в списке.