Тупая езда

Джонти продолжает идти по Балгрин-роуд. На улице холодно, но он не обращает внимания. Ему нравится втягивать в легкие холодный воздух, задерживать его, а затем с силой выдыхать и смотреть, получилось ли у него дыхание дракона лучше, чем в прошлый раз. Он поворачивает на Горджи-роуд и машет кому-то, кто сидит на первом этаже автобуса № 22 и кого, как ему кажется, он знает. Человек в автобусе отворачивается. Джонти заходит к себе в квартиру, без Джинти здесь пахнет лучше, но это уже другая квартира. Скоро Джонти становится совсем одиноко. Когда неожиданно раздается звонок в дверь, он испытывает и воодушевление, и в то же время испуг.

Один взгляд в дверной глазок: большое канареечно-желтое пятно. Это Морис, отец Джинти. Джонти трясется от страха, он решает притвориться, что никого нет дома, но понимает, что рано или поздно ему придется увидеться с родней. Он набирает полную грудь воздуха и открывает дверь, чтобы впустить Мориса.

— Я знал, что это ты, Морис. Канареечно-желтый флис. Ага.

Морис выглядит очень расстроенным и опускает любезности:

— Где она? Она не звонила, она не отвечает… что-то случилось… теперь уже не до шуток, Джонти!

— Я думал, что она у тебя, Морис, ага, Морис, у тебя… — говорит Джонти и идет в гостиную.

Морис нетерпеливо идет следом, толстые линзы его очков увеличивают глаза до маниакальных размеров.

— С чего бы ей быть у меня?

Джонти чувствует, что он, как никогда, близок к тюрьме. Он оборачивается и встречается с изможденным, наполовину спрятанным за очками лицом Мориса, неожиданно в его воображении рисуется картина, на которой он делит одну камеру с закоренелым зэком. С губ Джонти срывается полуправда, полуложь:

— Мы рассорились, Морис, если честно, ага, повздорили мы… точняк, я думал, она пойдет к тебе, а она просто ушла и так и не вернулась, если честно. Я думал, она пойдет к тебе, Морис, точняк, я так и думал.

— Из-за чего это вы рассорились? — спрашивает Морис, и в нос ему бьет зловоние, ничего хорошего не предвещающее.

— Я поймал ее в этом «Пабе без названия» в ту ночь, когда была Мошонка. Она была в тубзике, с другим парнем. Нюхала эту хрень. Точняк, нюхала странную хрень.

— Наркотики? — выкатывает глаза Морис, и Джонти вспоминает змею в «Книге джунглей». — Господи Исусе! — Морис плюхается на диван, но сразу же жалеет об этой опрометчивой передислокации, потому что ему в задницу впивается сломанная пружина. Он с недовольным видом двигается в сторону. — Ну, этому она уж точно не у меня научилась. Точно! Я знал, что она много чего себе позволяет с парнями, но о наркотиках я даже не догадывался. Я думал, что мы воспитали в ней здравый смысл…

— Точняк, странную хрень себе в нос, это она любила, ага, любила… — с тяжелым сердцем признается Джонти, он чувствует, что придает Джинти, рассказывая об этом. Он присаживается на диван рядом с Морисом.

— Моя Вероника, упокой Господь ее душу, никогда такой не была, — признается Морис, в то время как его увлажняющиеся глаза образуют за очками еще один блестящий слой. — Ни с наркотиками, ни с мужчинами. — Он награждает Джонти испытующим взглядом. — Она была невинна в первую брачную ночь, представь себе.

— Как Иисус?

— Лучше, чем Иисус! — хмурится Морис. — Как чертова Мать Иисуса! Как Дева Мария, ни один мужчина к ней не прикоснулся!

Джонти полностью захвачен этой мыслью.

— То есть ты чувствовал себя Богом, Морис, в первую брачную ночь и все такое? Готов поспорить, что так!

Морис весь ощетинился от едва сдерживаемой злобы, он сурово смотрит на Джонти. Однако решает, что Джонти слишком наивен, чтобы на него обижаться.

— Ну что ты за парень… — Морис кладет руку Джонти на плечо. Затем смотрит на него со слезами на глазах. — Чувствовал, Джонти. Да, именно так я себя и чувствовал.

— Наверняка это было суперклево.

Морис кивает и достает сигарету из золотого портсигара. Этот портсигар — его отличительная черта, он очень важен для Мориса. Он считает, что шотландские курильщики повинны в том, что сами навлекли на себя запрет на курение, потому что выглядели как нищеброды, ходили с торчащими из карманов ужасно безвкусными пачками сигарет. Неужели это так сложно и хлопотно переложить сигареты в портсигар, как это делали раньше? Тогда жизнь состояла из ощущений. Морис закуривает «Мальборо» и приглаживает назад свои длинные, жирные седые волосы, которые упали на глаза, пока он снимал очки. Джонти смотрит, как непослушные локоны тут же снова ложатся Морису на лицо, и теперь Морис напоминает ему хайлендскую корову или скорее даже, думает Джонти, учитывая большие желтые зубы, шетлендского пони. Морис снова отводит волосы назад.

— Ты говорил с ней? С моей малышкой Джинти?

— Нет, я пытался дозвониться, но там просто идут гудки. Если честно, Морис, я думаю, она может знать, что это я, и поэтому она не отвечает, не берет трубку, точняк, не берет трубку. Ага. Ага.

Морис трясет головой: