— И все они были куда более сообразительными, чем ты. — Морис бросает быстрый взгляд на пол и качает головой. — Это я виноват. Я говорил ей: «Найди парня с мозгами». Но парни с мозгами быстро все про нее понимали… — Он смотрит на Джонти и вдруг начинает заливаться слезами. — Где моя маленькая принцесса, Джонти? Где моя малышка Джинти?
Теперь очередь Джонти приобнимать Мориса за плечи:
— Ну, ну… Морис… не расстраивайся… ага… не надо…
Морис обвивает Джонти за тонкую талию сзади и говорит:
— Мне так одиноко, Джонти… Вероники нет… а теперь нет еще и малышки Джинти… понимаешь, о чем я?
— Ага…
— Тебе тоже будет одиноко, Джонти. Тебе будет ее не хватать и все такое, — тихо стонет Морис, но его глаза сосредоточены, он ждет реакции.
Джонти замерз, он сбит с толку и никак не реагирует на то, что палец Мориса опускается ему в треники и начинает его поглаживать.
— Ага… — Джонти смотрит на Мориса в профиль и видит его ноздри, все в маленьких красных паучьих лапках. Он чувствует, что должно произойти что-то плохое, но считает, что заслужил это.
— Остались только мы с тобой, да, приятель!
— Да… только мы…
А затем Морис разворачивается и целует Джонти в губы. Джонти не отвечает, но и не сопротивляется. Его сжатый рот напоминает ящик для писем. Морис отодвигается назад, но с лукавым и решительным видом начинает развязывать шнурок на трениках Джонти. Это не кажется Джонти таким же ужасающе преступным, как то, что Морис проделал только что.
— Давай, Джонти, дружище, катись оно все к черту, давай-ка я тебе помогу снять… давай, приятель…
Интересно, думает Джонти, снимет ли Морис свою канареечно-желтую куртку. И действительно, он снимает ее, встает и ведет Джонти в спальню. Теперь они оба раздеты, Джонти старается не смотреть на член Мориса, они забираются под одеяло, и Джонти чувствует запах Джинти. Это не та Джинти, о которой он привык думать, а та, которая лежала здесь в самом конце. Даже несмотря на открытые окна, запах разложения так и не выветрился, белье пропиталось им. Джонти подташнивает, и он думает о том, что ему стоило сходить в прачечную. Однако Морис, кажется, ничего не замечает. На его лице незаметно поселилась улыбка Чеширского кота, и на одно страшное и в то же время прекрасное мгновение в выражении лица Мориса Джонти отчетливо видится лицо его дочери, которую Джонти так любил.
Джонти может думать только о том, что он заслужил то, что должно произойти, что бы это ни было, потому что дочь Мориса умерла и в этом виноват только Джонти. Что еще я могу для него сделать, если не дать ему меня попользовать?
Он слышит грубый плевок и чувствует, как между ягодиц течет влага. Дальше следует прикосновение, более нежное, чем он ожидал, и чувство проникновения, Джонти решает, что это палец входит в его анус. Он нервно хихикает.
— Ха-ха-ха… Морис…
Затем на его плечо словно опускаются тиски, далее грубый толчок и более резкое проникновение: жалящая, неутихающая, жгучая боль.
— Постарайся расслабиться, — вкрадчиво произносит ему на ухо Морис, — так будет меньше натирать…
Джонти хочет сказать Морису, что в прикроватной тумбочке есть гель, потому что иногда Джинти начинало натирать там, внизу, и тогда она предпочитала воспользоваться им. Но Морис хрипит и снова толкает, и Джонти приходится сжать зубы от невыносимой боли, которую, как ему кажется, он заслужил.
— Ай… Морис… ай… — кряхтит Джонти.
Морис выдает череду указаний и подбадриваний, но Джонти пропускает их мимо ушей. Несмотря на упрямство, с которым Морис продолжает создавать анальные трещины, Джонти думает не об отце, а о дочери и той странной цепочке событий, которая привела его сюда. Затем Морис издает злобный, похожий на скрежет звук, что-то вроде победного возгласа:
— Помни про Аламо![43]
— И неожиданно все заканчивается. Почти в то же мгновение он вылезает из кровати и начинает быстро одеваться.Джонти тоже встает и идет в гостиную, на ходу собирая разбросанные вещи и одеваясь. У него болит и чешется задница, а геморроидальные шишки так раздражены, как бывает, только когда он ходит в туалет горохом. Правда, как объяснил ему доктор Спирс, когда выписывал геморроидальную мазь, колются не сами какашки, а вздувшиеся геморроидальные шишки. Джонти встает у окна, смотрит через дорогу на «Паб без названия» и ждет, когда Морис уйдет.
Но кажется, Морис не спешит покидать квартиру.
— Не пойми меня неправильно, Джонти, — говорит он, выходя в гостиную и застегивая молнию на брюках, в то время как Джонти смотрит на проезжающий мимо автобус. — Я ведь не в тюрьме этому научился. Это все стройка, Джонти, большие строительные площадки, — с болью в голосе выдавливает он. — Да уж, тогда еще были женщины и все такое, иногда даже целые толпы женщин. Но в случае крайней необходимости — да, Джонти. Приходится учиться таким вещам, просто на крайний случай!