Тупики психоанализа

Иван Петрович Павлов показал, что обладает чувством юмора и с уважением относится к творчеству Зощенко. Ведь упомянутое сочинение писатель начал с ироничного извинения в адрес группы лиц, «так сказать, причастных к медицине» (перечисляются врачи, фельдшера, «заведующие аптеками с ихними жёнами, родственниками, знакомыми и соседями»).

Автор просил у них снисхождения и обещал так же отнестись к повестям и рассказам, написанным «врачом, или родственником этого врача, или его соседом». Мол, он, «работая в своем деле, мимоходом и, так сказать, как свинья, забрёл в чужой огород, наследил и, чего доброго, сожрал чужую брюкву».

Авторитетный ученый мог не принимать всерьез такого зубоскала. Но Павлов непредвзято прочел повесть Зощенко, который определил её как «научный труд, изложенный, правда, простым, отчасти бестолковым бытовым языком, доступным в силу знакомых сочетаний самым разнообразным слоям населения, не имеющим ни научной подготовки, ни смелости или желания узнать, что творится за всей поверхностью жизни».

В этой работе, а затем в следующей («Перед восходом солнца») Зощенко выступил как начинатель нового жанра: научно-популярной публицистики. Он не только пересказывал основы современной психологии, но и критически их осмысливал, приводя примеры из своего жизненного опыта.

Такое творческое отношение к науке пришлось по душе И.П. Павлову. Сам он был новатором и человеком смелым (что свойственно новаторам). Когда в конце 1934 года, после убийства в Ленинграде С.М. Кирова ужесточился государственный режим, Иван Петрович написал в Совет Народных Комиссаров СССР гневное письмо, обвиняя власти в терроре, фашизме и разжигании мировой революции.

Впрочем, год спустя в Рязани он в ответ на приветствия сказал: «И раньше случались чествования представителей науки. Но это были чествования в узком кругу людей, так сказать, того же сорта… У нас теперь чествует науку весь народ. Это я видел сегодня утром и при встрече на вокзале, и в колхозе, и когда приезжал сюда».

М. Зощенко постарался приобщить к достижениям И.П. Павлова массового читателя. Писатель и впрямь покусился на «чужую брюкву», причислив свой труд к разряду научных. И всё-таки не без веских оснований: иначе великий ученый пресек бы подобные притязания зарвавшегося беллетриста.

Один из сюжетов, вкрапленных в повесть, должен был заинтересовать академика, распространявшего результаты физиологических опытов на отдельные проявления духовной жизни не только у животных, но и у людей. Вот как Михаил Михайлович описал поведение обезьян в клетке:

«Они ужасно бесновались, каждую секунду были в движении… Это был настоящий и даже, говоря возвышенным языком, великолепный пир здоровья и жизни…

Один посетитель зверинца… долго и любовно следивший за обезьянами, схватив без слов мою палку, ударил ею одну из обезьян по морде, не очень, правда, сильно, но чрезвычайно обидно и коварно, хотя бы с точки зрения остального человечества.

Обезьяна ужасно завизжала, начала кидаться, царапаться и грызть железные прутья… А какая-то сострадательная дама, сожалея о случившемся, подала пострадавшей обезьянке ветку винограда. Тотчас обезьянка мирно заулыбалась, начала торопливо жрать виноград, запихивая его за обе щеки. Довольство и счастье светились на ее мордочке…

“ Ну-те, – подумал автор, – ударьте меня палкой по морде. Навряд ли я так скоро отойду. Пожалуй, виноград я сразу кушать не стану. Да и спать, пожалуй, не лягу. А буду на кровати ворочаться до утра, вспоминая оскорбление действием…”

Нет, автор рассказал маленькую историю вовсе не в христианском смысле… дескать, если тебя ударили по морде, то подставь еще что-нибудь подобное для удара».

Он хотел показать, «как работает здоровый мозг, не искушённый культурой, привычками и предрассудками». И сделал вывод: навязчивые воспоминания утомляют мозг, заставляя его беспрерывно работать, переходя в привычку, а то и в нервное заболевание, чему способствует «замкнутая и одинокая жизнь, вне общественных интересов». Предупреждение душевного недуга состоит «в правильном и разумном отдыхе».

Конечно, прямое сопоставление психики обезьяны и человека требует убедительного обоснования, чем писатель утруждать себя не стал. Но в те же годы И.П. Павлов доказал: в ряде случаев подобные аналогии допустимы. Например, в докладе «Физиология высшей нервной деятельности» (на XIV Международном физиологическом конгрессе в Риме в 1932 году) он говорил, ссылаясь на свои опыты над собаками: «Вся наша работа постепенно привела нас к установке разных типов нервной системы у наших животных… Наша систематизация типов совпала с древней классификацией так называемых темпераментов».