Тупики психоанализа

Зощенко с юности испытывал приступы хандры и тоски: «Я стремился к людям, меня радовала жизнь, я искал друзей, любви, счастливых встреч… Но я ни в чём этом не находил себе утешения. Всё тускнело в моих руках. Хандра преследовала меня на каждом шагу.

Я был несчастен, не зная почему.

Но мне было восемнадцать лет, и я нашёл объяснение.

“Мир ужасен, – подумал я. – Люди пошлы. Их поступки комичны. Я не баран из этого стада”…

Дружеский шарж на М. Зощенко.

Рисунок Кукрыниксов

Конечно, я знал, что бывают иные взгляды – радостные, даже восторженные. Но я не уважал людей, которые были способны плясать под грубую и пошлую музыку жизни…

Я хотел умереть, так как не видел иного исхода.

Осенью 1914 года началась мировая война, и я, бросив университет, ушёл в армию, чтоб на фронте с достоинством умереть за свою страну, за свою родину.

Однако на войне я почти перестал испытывать тоску… И я на войне впервые почувствовал себя счастливым.

Я подумал: отчего это так? И пришёл к мысли, что здесь я нашёл прекрасных товарищей и вот почему перестал хандрить. Это было логично.

Я служил в Мингрельском полку Кавказской гренадёрской дивизии. Мы очень дружно жили. И солдаты, и офицеры. Впрочем, может быть, тогда мне так казалось.

В девятнадцать лет я уже был поручиком.

В двадцать лет имел пять орденов и был представлен в капитаны.

Это не означало, что я был герой. Это означало, что два года подряд я был на позициях.

Я участвовал во многих боях, был ранен, отравлен газами. Испортил сердце. Тем не менее радостное моё состояние почти не исчезало».

Чем объяснить столь странное средство избавления от депрессии? Вот и М.Ю. Лермонтова оставила хандра, когда он был сослан на Кавказ и участвовал в боях.

Если обратиться к учению Фрейда, придётся сильно напрячь свою фантазию, чтобы свести концы с концами. Он выводил войны из агрессивности, свойственной людям. Зощенко этим качеством не обладал и пошёл на войну, по его признанию, чтобы умереть героем на поле боя. (По Фрейду, у него была тяга к смерти; но он её вовсе не искал, а лишь иногда бравировал своим бесстрашием, выходя под пули.)

Проще и разумней предположить, что на войне он реализовал не тягу к смерти или свою звериную агрессивность, а приобрёл смысл жизни. Он стал частью воинского сообщества. И ему повезло, что там, где он служил, преобладал дух товарищества.

Кстати, начальником штаба этой дивизии был будущий Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников, один из главных организаторов нашей победы в Великой Отечественной войне. А тогда, весной 1917 года, после буржуазного переворота и отречения царя вышел приказ о «демократии» в армии, выборности командиров, и начались расстрелы неугодных офицеров и генералов. В дивизии Шапошникова сохранялся порядок, а он был избран начальником.

После революции, вернувшись в Петроград, Зощенко полгода прослужил в Красной армии и был комиссован по здоровью. Он стал скитаться по России, а душевный недуг накатывался на него с новой силой. С 1921 года он стал писателем. Но депрессия не проходила. У него обнаружились болезни желудка, сердца, печени (они могли быть связаны с неполадками в психике).

По совету врачей Зощенко лечился пилюлями, водами, разными процедурами. Не помогли курорты и санатории, путешествия, купания, развлечения. Он решил, что причина тоски в более высоком своём интеллектуальном уровне по сравнению с окружающими.

В Сочи он познакомился с оригинальным человеком: « Минимум два раза в год его вынимали из петли, в которую он влезал, оттого, что его мучила беспричинная тоска». Зощенко познакомился с ним: «Я предполагал увидеть мудрость, ум, переполненный знаниями, и скорбную улыбку гения, который должен уживаться на нашей бренной земле…

Передо мной был самый заурядный человек, с пошлыми мыслями и с тупыми желаниями».

Выходит, депрессия поражает не обязательно нервного интеллектуала, исполненного мировой скорбью и разочарованного в жизни… Хотя, как знать, не могут ли тупые желания и пошлые мысли вызывать у человека неосознанное отвращение к самому себе?

Зощенко об этом не задумался. А мне приходит на память признание актёра Счастливцева из пьесы А.Н. Островского «Лес». Он после полуголодной жизни, скитаний по России остановился у тётушки своей, помещицы. Сытое безделье неделю, другую. И тут настойчивая мысль : «А не удавиться ли мне?» Улучшил момент и сбежал из «тёплого гнёздышка».

Мораль ясна: для нормального человека в жизни должно быть нечто большее, чем сытость и комфорт. Вот и знакомый Зощенко, склонный к суициду, мог в чём-то походить на Счастливцева.

Впрочем, психическое заболевание, мучившее Михаила Михайловича, не было связано с вселенской тоской или бессмысленностью бытия. Причина болезни крылась в событиях собственной жизни. Что же произошло? Чтобы выяснить это, он вспоминал случаи, вызвавшие у него сильные переживания. Но пестрая мозаика историй не складывалась в единую картину.