Тупо в синем и в кедах

Когда дядя Боря нам это рассказывал, он с обидой добавил:

– И ведь недаром австралийские аборигены курнаи смертельно боятся своих тещ! Не зря они уверены, что если вдруг тень тещи упадет на мужчину-курнаи, а тем более спящего – то все, считай, все пропало, вся жизнь – коту под хвост, тебе конец. Вот как! Теща, – рассказывал в подробностях дядя Боря, как будто читал нам лекцию, – теща, как испокон веков учили вожди племен острова Новая Британия, это существо пострашней тигра, коварней пантеры, сильней слона и могущественней даже самого-самого-самого припадочного, самого исступленного, самого дикого шамана. Еще в наскальных своих рисунках древние племена изображали чудище, мать своей жены, тещу от трех головах и пяти ядовитых хвостах!

Короче, теща нашего дяди Боречки Аркадича никого не подвела: ни аборигенов курнаи, ни племена островов Новой Британии. Она подвела только зятя своего Бориса Аркадьевича и оправдала все подозрения псевдоученых – зоологов и также аспиранта-ихтиолога с опытом. Зловещая беспощадная тень тещи пала на Боречку в аэропорту как раз на контроле багажа: из каждого второго носка в чемодане таможенник выудил баночку черной икры, а у Боречки их, этих носков, было семь пар.

– Антисоветчик какой-то! – возмутился один из зоологов, – ты вообще с ума сошел?!

– Это не я! – стал оправдываться дядя Боря, – это теща!

И, воспользовавшись самой страшной, некогда вычитанной клятвой племени туземцев Новой Британии, промолвил:

– Если я лгу, сэр, пусть мне доведется пожать руку собственной теще.

Один из зоологов юркнул куда-то в таинственную служебную глубь и уговорил таможенников, ненавистников черной икры, чтобы Боречку, тайно вывозившего тещину любимую еду, все-таки пропустили за границу. Уж больно ему самому тоже хотелось в Германию, тем более свою икру он спрятал понадежней.

– Ну все, теперь ни на шаг от нас! – рыкнул по-львиному старший зоолог, а его прайд вместе с начинающим специалистом по рыбам сурово кивнули.

Короче, когда прилетели в Берлин, зоологи прилепились к нашему дяде Боре как рыбы-прилипалы и стали за ним повсюду таскаться, чтобы не дай бог не прозевать с его стороны какого-нибудь очередного антисоветского выпада.

А дядя Боря, он ведь был очень любознательный. Бродил по музеям, картинным галереям, гулял вдоль улиц в старинных кварталах, ходил в театры. И зоологам тоже приходилось следовать за ним, уныло разглядывая экспонаты и зевая на пьесе Шиллера на немецком языке. И хотя, в отличие от дяди Бори, они как раз могли тратить столько марок, сколько хотели, в пределах разумного, но очень экономили. (Нет, не для Родины, а для себя.)

Как-то зоологи в очередной раз притащились с дядей Борей в театр. Пришли, у двери бабушка-капельдинер стоит. Старенькая, но элегантная и бойкая. И дядя Боря купил у нее и программку, и проспект, и еще что-то там, и заплатил за прокат бинокля. А зоологи и аспирант-ихтиолог – нет, не купили, пожадничали. И вот после антракта, когда они все чуть не опоздали в зал, капельдинерша, которая уже закрыла двери, покачала зоологам головой и махнула рукой, мол, идите-идите, тут уже закрыто, не надо было опаздывать, вокруг идите, через дежурную дверь, – крутила старушка пальцем, указывая зоологам долгую дорогу. А дядю Борю она придержала за рукав элегантного пиджака и шепнула ему:

– Битте, герр! Вам можно, потому что вы у меня купили и программку, и буклет, и что-то там еще, и заплатили за прокат бинокля.

Ох зоологи и разозлились! Пока они добежали, пока пробрались к своим местам, дядя Боря уже там сидел и наслаждался. И они, такие свирепые, даже подумали, что дядя Боря с бабушкой-капельдинершей вступил в преступный антигосударственный сговор, и потребовали сказать, о чем он с ней говорил. И дядя Боря, как человек честный, им признался и повторил слово в слово все то, что ему старушка нашептала.

А по вечерам специалисты по фауне и аспирант по рыбам собрались в номере и что-то записывали в блокнот. То есть один ученый, самый грамотный, писал, а другие ерзали и подсказывали, какую гадость в список прегрешений дядя Бори еще включить.

А наш дядя Боря какой молодец, сначала сорвал аплодисменты коллег на симпозиуме, поразив всех своим докладом, а потом как пошел совершать подвиги во славу нашей Родины, прям ну не остановить было его.

Он ведь, дядя Боря наш, добрый рыцарь. Ох, недаром же мы с сестрой в самом раннем детстве думали, что Александр Сергеевич именно про Борю нашего Аркадича написал своего «Бедного рыцаря». И распевали на все голоса, когда он должен был приехать: «Жил на свете рыцарь бедный, молчаливый и простой, с виду сумрачный и бледный, духом смелый и прямой…»

Да, это он – Борис Аркадьевич – всегда кидался поднимать упавших, провожал домой пьяных, помогал деньгами или еще чем-нибудь, кто просил, и обязательно переводил детей и старушек через дорогу. Не насильно, конечно, а по их доброй воле. То есть просто так – не приставал. Очень воспитанный был мужчина. Хотя почему был? Он есть. И такой же воспитанный.