Тур Хейердал. Биография. Книга I. Человек и океан

Через неделю Тур взорвался. Его раздражало не только пьянство капитана. Основным поводом стало то, что Брандер откровенно не понимал серьезности их с Лив предприятия и относился к ним, как к романтическим дурачкам^{66}. Он сказал Брандеру, что если тот не снимется с якоря, он позаботится о том, чтобы мировой прессе стало известно о безобразиях, творящихся на борту его судна. Тур вынул фотоаппарат и стал угрожать, что начнет фотографировать, если они тотчас же не отправятся в плавание. Блеф сработал, и Брандер отдал команде приказ поднять паруса. «Внезапно он начал уверять, что у него и в мыслях не было брать деньги за то время, что они стояли на приколе», — не без юмора отметила Лив в заметке, опубликованной в газете Скиене.

Спустя две недели они добрались до Фату-Хивы. Зеленый скалистый остров круто поднимался из океана, его вершины уходили в облака. Там и тут тропический лес прорезывали узкие долины, бороздами спускались они между скалами к узкому пляжу. Тур и Лив стояли у поручней, окаменев от вида величественной, обильной, но в то же время мрачной красоты. Наконец-то!

Но где им высаживаться, где разбить лагерь?

Они посмотрели на Брандера.

— Ничего хорошего, — только и сказал он.

Лично он не собирался даже ступать на этот остров, даже на час.

Некоторое время они плыли вдоль берега.

— Здесь, — сказал Тур, показывая пальцем.

Пассажир из островитян покачал головой.

— Аое tevai. Там нет питьевой воды^{67}.

— Тогда здесь!

Лив перегнулась через поручни и стала разглядывать маленькую деревню среди пальмовых крон.

— Нет, — ответил Брандер. — Это Ханававе, там распространена слоновая болезнь.

Слоновая болезнь? В раю?

Но вот перед ними открылась обширная долина. Она спускалась к пляжу, у которого были разбросаны хижины. Лив и Тур посмотрели друг на друга. Здесь, и нигде больше.

Брандер попросил их подумать в последний раз. Еще было не поздно передумать, и он с превеликим удовольствием забрал бы их обратно на Таити.

Когда капитан понял, что они упорствуют, он попытался напугать их одиночеством. Они окажутся отрезаны от мира морем и горами, у них не будет возможности позвать на помощь в случае необходимости. На острове нет почты или телеграфа и, тем более, никакого врача. Он не знает, когда «Тереора» вернется сюда. Возможно, через два-три месяца, а может быть, и через год.

Тур и Лив стояли на своем. Ведь они искали именно уединения.

— Уже поздно возвращаться, — сказал Тур.

Пьянящий запах тропиков распространялся в воздухе. Они уже готовы были перейти от жизни, которой жили до сих пор, в жизнь новую, ожидавшую их, — в сад Эдема.

Брандер спустил якорь. Тур и Лив собрали вещи и покинули борт. Шлюпка оттолкнулась, и в несколько сильных взмахов гребцы преодолели прибой. Вскоре молодожены стояли на пляже.

Прибытие. Шхуна «Тереора» бросила якорь, сильные ребята помогают Туру и Лив выбраться на берег Фату-Хивы

Фату-Хива! Мечта холодных зим.

От радости Лив захлопала в ладоши. Они оба засмеялись, увидев, что из чемодана высунулся край свадебного платья.

Префекта Фату-Хивы звали Вилли Греле. В качестве представителя французского правительства, он пользовался авторитетом, которого не мог добиться на острове даже католический падре. Кроме того, Греле был единственный человеком на острове, имевшим некоторое право называть себя богачом. Он, конечно, получал содержание как префект, но состояние заработал в первую очередь на производстве копры. В подвале дома у него был своеобразный магазин, где он между посещениями капитана Брандера продавал рубашки, муку, рис и сахар.

Поскольку мало кто из островитян имел деньги, Греле более чем охотно брал в уплату копру — высушенную сердцевину кокосовых орехов, которая используется для производства масла; высокая цена копры на мировом рынке делала ее вполне пригодной в качестве заменителя денег в его магазине. В этом, безусловно, была определенная доля справедливости, — ведь чуть ли не все островитяне могли производить копру. Но когда за копрой приходил корабль, оказывалось, что только у Греле ею забит склад. В общем, не было ничего странного в том, что именно он извлекал прибыль из единственного на острове экспортного продукта.

Наверное, неудивительно, что Вилли Греле ощущал превосходство над остальными жителями Фату-Хивы. Но когда он смотрел на островитян свысока, причиной тому было не богатство или должность префекта, а его происхождение. Его отец был выходцем из Швейцарии, и благодаря ему маленький Вилли рано понял преимущество наличия в своих жилах европейской крови. Вскормленный своей полинезийской матерью, он выучил местный язык, но и по-французски говорил весьма бегло. Его самоуверенность подкреплялась еще и тем, что отец был близким другом знаменитого французского художника Поля Гогена, который в 1890-е годы приезжал в Полинезию за вдохновением. Гоген, очарованный полинезийцами и их культурой, обосновался на Хива-Оа, соседнем с Фату-Хивой острове, где он умер в 1903 году и был похоронен.