Тур — воин вереска

Ближе к середине лета стало известно в Могилёвских землях, что поход короля Карла потерпел полный крах и армия его разбита: частью уничтожена, частью пленена, частью — с самим несчастливым королём — спасается бегством. Слухам этим, разумеется, не верили, поскольку многие ещё в Могилёве своими глазами видели, как шведская армия сильна, как она многочисленна, хорошо вооружена и как разумно организована. И все видели обоз генерала Левенгаупта. Уж если один обоз таков у армии, то какова же сама армия! как она велика! она должна быть просто непобедима. И хотя обоз этот русские изрядно потрепали, — так это же целая армия русская билась с обозом, часть его всё-таки ушла и с войском королевским соединилась... так говорили.

Откуда узнали о сражении, о последней, решительной, баталии, да ещё узнали так быстро после неё, действительно имевшей место и действительно с печальным исходом для шведского оружия, не известно. Возможно, от вестовых — шведских[89] или русских; возможно, «почта» еврейская передала новость, или, может, птицы небесные весточку принесли, а может, приснился кому-то вещий сон. Вести эти, понятно, взволновали и удивили многих, — неужто Карл Петром разбит? Удивляли эти вести потому, что иного ожидали развития событий, — что как раз Карл побьёт Петра...

Однако всё не верили, пока в один из жарких дней не показались на шляху первые шведские беглецы. Это были те кавалеристы, которым посчастливилось не только голову на плечах сохранить, но и коня своего сберечь и русским казакам в плен не попасться. Они бежали на север, главным образом к Риге, по одному, по двое, но чаще небольшими отрядами, так как у отряда всегда больше возможностей миновать счастливо земли, в которых тебя не принимают как друга. Спустя несколько дней за всадниками потянулись пешие; они также пробирались по большаку и просёлкам, сбиваясь в небольшие отряды.

Да, это были остатки разбитой армии... Вновь начались грабежи. Те солдаты, что спасались по двое, по трое, предпочитали идти тайно. От них не было особенной беды — только что приворовывали потихоньку. А вот более многочисленные беглецы, соединившиеся в отряды, двигались открыто и дерзали пограбить, а за корку хлеба могли убить...

Постепенно узнали подробности — о том, что шведский король и не ходил на Москву, как собирался, ибо не получил от Левенгаупта ни подкреплений, ни пищи, ни пороха, ни фуража, а пошёл он на юг, где рассчитывал прокормить свою армию и, собираясь с новыми силами, дождаться весны. Там, на юге, Карл рассчитывал найти поддержку от союзника своего гетмана Мазепы, однако серьёзной поддержки не получил; ожидал он, и что русские бояре, многие из которых ненавидели Петра, вонзят царю в спину нож... не дождался; пытался втянуть в войну Турцию, но и тут не имел успеха; надеялся король на помощь поляков — ставленника своего Станислава Лещинского, но и эта надежда не оправдалась, поскольку вся Польша только и грезила о свержении шведской марионетки, и был Лещинский не более чем мышью на троне. В войске шведском, имевшем довольно пёстрый национальный состав, начала страдать дисциплина, обмундирование поизносилось, оружие у многих нуждалось в починке, полки были весьма измотаны постоянными боями с русскими и понесли существенный урон и в этих боях, и в мелких стычках, и при осаде Полтавы, которую четырёхтысячный русский гарнизон оборонял три месяца, и потому государю российскому в генеральной баталии под той же Полтавой сопутствовал успех, и улыбнулась царю капризная дама Виктория, и лучшая из европейских армий была наголову разбита — две трети шведов на поле полегли, почти треть попала в плен, и только немногим удалось бежать с Карлом к туркам...