Турбулентность

— Ты еще не спишь? — только и смог сказать он от удивления.

Он смотрел в окно на безмолвные огни Сан-Паулу, как они мерцали вдалеке, словно мираж.

— Ага, еще не сплю, — сказала она. — Ты как там?

— Окей, — сказал он.

Их разговор длился не больше пяти минут, и когда он закончился, ему захотелось, чтобы он еще не приземлялся.

4. GRU — YYZ [6]

СЛЕДУЮЩИМ УТРОМ ей нужно было выпроводить пилота прежде, чем уйти самой. Он все еще спал в ее постели.

— Эй, — сказала она. — Эй, мне нужно идти.

Он открыл глаза: голубые. На его большой челюсти пробивалась рыжая щетина. Он огляделся, соображая, где он. По окну шлепали капли последнего дождя этого лета в Сан-Паулу.

— Сколько сейчас времени? — спросил он наконец, подняв голову от подушки.

— Почти одиннадцать, — сказала она. — Мне нужно уходить через десять минут.

Он огляделся более сосредоточенно, пытаясь, кроме прочего, найти свою одежду, и спросил, может ли он принять душ по-быстрому.

— Конечно, — сказала она. — Если хочешь. Но, как я сказала, мне нужно уходить через десять минут.

Прошлым вечером, когда он к ней пришел, он все никак не мог наговориться. В какой-то момент она даже подумала, что, может быть, она нужна ему только для этого. Бывают такие мужчины. Ее покачивало от выпитого «Хайнекена», и она спросила его, какие самолеты он пилотировал.

— «МакДоннел Дуглас МД‑11Ф», — сказал он. — Грузовой.

— Грузовой? — спросила она, делая еще один нетерпеливый глоток.

Они сидели бок о бок на диване.

— Ага.

— И как оно?

Он пожал плечами.

— Несильно отличается от пассажирского, — сказал он.

— А на пассажирских ты тоже летаешь?

— Раньше летал.

Она вдруг испытала ощущение чего-то сюрреального, даже слегка угрожающего от присутствия этого рослого незнакомца в ее квартире.

— Так почему ты перешел? — спросила она.

Он снова пожал плечами. Он сидел на краешке дивана, словно не собирался надолго задерживаться.

— Даже не знаю, — сказал он и добавил: — Платят побольше.

— Побольше? За грузовые рейсы? Чем за пассажирские?

— Ну да, — сказал он, улавливая суть ее вопроса.

Он попытался объяснить:

— Грузоперевозки лучше окупаются.

— Окей.

— А ты чем занимаешься? — спросил он.

Она сказала, что работает журналисткой. Он слабо представлял, что это должно значить, и сказал:

— Так… Чем именно… Ты что-то пишешь или…

— Ну, например, — сказала она, — мне нужно лететь завтра в Торонто, чтобы взять интервью.

— А, — сказал пилот.

Он как будто стал пытаться понять, как это могло влиять на их текущую ситуацию. А потом сказал:

— И у кого ты берешь интервью?

Она сказала, что у Мэрион Маккензи. И не особенно удивилась, когда он сказал, что никогда не слышал о ней.

— Она довольно известная писательница.

— Я не особо много читаю, — признался он.

— Я на нее вроде как равняюсь.

— Тогда, наверно, ты в предвкушении этой встречи.

— Так и есть.

Но кроме того, она нервничала, и ей требовалось что-то, чтобы отвлечься. Так получилось, что этим «что-то» оказался он. Оптимальный из возможных вариантов.

Когда она его поцеловала, главным образом чтобы заполнить затянувшееся молчание, начинавшее вызывать неловкость, он застыл на пару секунд, отдавшись ощущению, а потом стал отвечать на поцелуй.

Пока он был в душе, она просматривала свой список вопросов для интервью. (Он вежливо спросил, нет ли у нее отдельного полотенца. Она достала и протянула ему полотенце. Он сказал «спасибо».) Она просматривала список вопросов в ожидании, пока запенится кофе в корце. Первый вопрос касался того, чувствовала ли Маккензи себя мудрее сейчас, чем когда была моложе, и… Из душа все еще доносился звук льющейся воды. Она надеялась, ей не придется стучать в дверь и говорить ему поторопиться. По-видимому, нужно было выпроводить его вчера ночью. Она не сделала этого из-за разговора, состоявшегося после секса, когда они лежали, потные, в темноте, каждый, по-видимому, в своих мыслях. Неожиданно он спросил ее, сколько ей лет.

— Тридцать три, — сказала она. — Как указано в моей анкете.

Он так надолго замолчал, что она подумала, что он заснул. Но затем он заговорил.

— Ты счастлива? — спросил он.

Вопрос был серьезным, и она попыталась дать серьезный ответ.

— Что такое счастье?

— Ну, если бы тебе пришлось говорить, счастлива ты или несчастлива, — сказал он, — что бы ты сказала?

Она подумала об этом.

— Я не знаю, — сказала она.

Он снова надолго замолчал, а потом сказал:

— Ты счастлива оттого, что живешь?

На этот вопрос было легче ответить.

— Да, — сказала она. — Я счастлива, что живу.

Она позволила ему обнять себя, и так он заснул, обнимая ее, словно близкого человека, и хотя она высвободилась из его рук, она не стала будить его, потому что он спал очень тихо. Она выключила газ под кофе и подождала, пока он перестанет кипеть. В душе все еще лилась вода, так что она встала и постучала в дверь.

— Мне нужно уходить через пять минут.

Душ стих.

— Мне нужно уходить через пять минут, — повторила она.

— Окей, — раздалось в ответ.

Но она не услышала понимания в его голосе.

— Окей? — переспросила она.

Тишина.